— Ты много набрал?
— На одного, — неохотно буркнул Володька.
Маруська горестно сопела. Он почему-то почувствовал себя чуть ли не подлецом и, как бы оправдываясь, воскликнул:
— На том кусте больше и не было! С горсть всего.
Ребята молча смотрели друг на друга. В глазах девочки опять зажглись огоньки.
— Они и в самом деле лиловые? — благоговейно прошептала она.
Володька виновато кивнул.
— И что ты будешь с ними делать?
— Не знаю…
Маруська смотрела вопросительно. Володька отвел взгляд в сторону и неуверенно сказал:
— Это ж яд. Их есть нельзя.
— Я ела, — еле слышно напомнила Маруська.
— Ела! И чуть не умерла!
— Пусть.
Володька помрачнел. Девочка с надеждой предложила:
— Давай, я их съем! Я не умру, честно!
— Нет. Ты еще маленькая.
— Тогда ты?
— Н-не знаю…
Ребята долго молчали. Сухие еловые ветки уютно потрескивали, изредка костер будто взрывался, и в ночь летели яркие искры.
Неожиданно для себя Володька признался:
— Мне страшно!
— Ты умереть боишься? — деловито поинтересовалась Маруська.
— Боюсь. И в волка превратиться боюсь. Я же человек!
Маруська изумленно протянула:
— Но оборотень — не волк! Мамка сказала: это человек, который может перекидываться.
Володька не ответил. Сунул в огонь корявую ветку и зябко поежился. Маруська оживленно добавила:
— Когда моя мамка была маленькой, она с твоим дедом дружила. Он ей говорил: в позадавние времена человек и не такое мог. Он кем хотел, тем и становился. Я вон платье меняю, а он… — Она замялась, вспоминая непонятное слово, и забормотала: — Шкурку… Кожицу… Как это? Тело… Нет, он облик менял!
Володька фыркнул: уж очень озабоченной выглядела Маруська. Она с обидой посмотрела на старшего товарища:
— А потом забыл, как это делается! Представляешь, какой глупый?! — И, мерцая в свете костра синими глазищами, мечтательно добавила: — Я бы, знаешь, птицей хотела стать. Большу-ущей… Высоко-высоко бы летала!
Володька хмуро буркнул:
— Тебе хорошо.
— Почему это?
— Ты маленькая. В сказки вон веришь. А я…
— Зачем же ты тогда их искал?!
— Не знаю, — угрюмо покосился на девочку Володька.
Маруська безнадежно попросила:
— Дай, а? А то ведь пропадут. Когда мне еще такие попадутся…
И со странной для семилетнего ребенка горечью прошептала:
— А может, они мне и не показались бы. Только тебе…
Володька вытащил из кармана немного помятые ягоды. Высыпал в полу куртки и завороженно стал рассматривать.
Маруська на цыпочках приблизилась к нему. Ее глаза жадно вспыхнули.
Володька бросил взгляд на маленькие, перепачканные землей и травой босые ножки и прикрыл ладонью странные, продолговатые, с действительно каким-то лиловым отливом крупные ягоды.
Маруська разочарованно вздохнула. Володька пожал плечами и невнятно пробормотал:
— В конце концов, что я теряю? Не сожру их — потом всю жизнь жалеть буду. Сожру — отравлюсь в худшем случае. А в лучшем… черт, глупости все!
Он почти с ненавистью уставился на девчонку, которая своим присутствием практически заставляла его принять решение. Сдвинул брови и рявкнул:
— Да не стой ты над душой!
Маруська испуганно шарахнулась в сторону. Володька, оправдываясь, проворчал:
— И так не по себе.
Девочка вернулась на свое место и села. Печально посмотрела на него:
— Все-таки съешь?
— Наверное, — буркнул Володька.
И торопливо, чтоб не передумать, бросил в рот первую ягоду. Она оказалась удивительно сочной, терпкой и почти не горькой.
«Волчья!» — прозвенело в голове, и Володьку неожиданно замутило.
— Противная? — сочувственно пискнула Маруська.
Мальчик кивнул и сунул в рот еще несколько штук. Из глаз брызнули слезы, но он все равно жевал. Жевал и, мучительно морщась, глотал.
Володьке казалось: он ел проклятые ягоды вечность, а меж лопаток все это время ледяной змейкой скользил страх. Но он сделал последнее, судорожное усилие, и Маруська изумленно спросила:
— Уже все?!
И Володька понял, что проглотил волчьи ягоды почти мгновенно.
Потом они долго сидели у костра и чего-то ждали. Поочередно бросали в огонь сухие, ломкие веточки, рассеянно наблюдая, как языки пламени жадно лижут очередную добычу, а в ночь снова и снова летят яркие, легкие искры. Наконец девочка разочарованно протянула:
— Ничего, да?
Володька скривился и прохрипел:
— Ага. Тошнит только. И голова кружится…
Они еще немного помолчали. Затем Володька зло сплюнул и пробормотал:
— Чепуха все! Знал же!
А Маруська жалобно сказала:
— Значит, это не те ягоды…
— Те, — огрызнулся Володька. — Как в легенде. До мелочи все совпало!
— Тогда превращайся! — простодушно потребовала девочка.
— Как?!
Через полчаса Володька с трудом поднялся на ноги и угрюмо бросил:
— Брехня все! Сама видишь. Давай лучше спать ложиться. С утра идти сколько…
И, превозмогая головокружение, поспешно бросился к кустам. Его вырвало, и на короткое время стало полегче.
Маруська, рассматривая его бледное, влажное лицо, испуганно пропищала:
— Ты отравился?
— Немного. Совсем капельку. Давай все же ляжем.
Володька, изо всех сил сдерживая тошноту, нарезал еловых веток. Забросал их сухими прошлогодними листьями и постелил сверху свою куртку. А когда девочка легла, упал рядом и невольно прижался к ней: его бил озноб.
«Траванулся, кретин, — угрюмо подумал Володька, притягивая поближе к себе теплое тельце практически сразу же уснувшей Маруськи. — Размечтался побегать в волчьей шкуре. Романтик, блин…»
Маруська уютно сопела под боком. Володька с неожиданным юмором подумал: «Вот будет цирк, если встану волком…»
И провалился как в омут в тяжелый, мучительный сон.
ГЛАВА 10
ОБОРОТЕНЬ!
Проснулся Володька от резкого звука где-то обломившейся сухой ветки. Еле слышный хруст прозвучал чуть ли не выстрелом, и он испуганно вздрогнул. А в следующую секунду поразился наплыву разнообразнейших запахов. Их оказалось так много, что закружилась голова.
Почему-то безобразнее и сильнее всего пах недавно потухший костер. Горький запах дыма почти перебивал запахи земли, трав, нежный сладковатый запах лежащей рядом девочки.
Володька попытался потянуться, но у него ничего не получилось, и он осторожно приоткрыл глаза.
Светало. Небо на востоке уже было подкрашено зарей, и верхушки далеких сосен удивительно четко вырисовывались на ярком пурпуре. Над оставленным вчера болотом стелился низкий туман, и откуда-то оттуда до мальчика донесся пронзительный и тревожный аромат.
«Мои ягоды», — неожиданно подумал он и перевел взгляд на спящую Маруську.
Та откатилась немного в сторону и сейчас, спасаясь от холода, свернулась плотным клубком. Володька фыркнул: платьице с успехом заменяло девчонке легкое одеяло. Только что голову замерзшей Маруське спрятать не удалось.
Володька протянул руку, чтобы пододвинуть явно замерзшую малышку поближе к себе и изумленно заморгал: в поле зрения вместо обычной, пусть и не очень чистой, мальчишеской руки попала огромнейшая собачья лапа. И она, эта страшная когтистая лапа, медленно приближалась к спящей девочке!
Сердце куда-то ухнуло, затем заколотилось как сумасшедшее. Внезапно перехватило дыхание. Володька зажмурился. Ему вдруг подумалось… Нет, такого просто не могло быть!
Паника разрасталась, в ушах зазвенело. Перепуганный мальчик попытался вскочить на ноги. И вскочил. Но не на две, а на ЧЕТЫРЕ. Обморочная пелена застилала глаза: такого нестерпимого ужаса он в жизни не испытывал!
Незаметный обычно воздух с шумом втягивался в ноздри и глотался с огромным трудом, будто клочья ваты. Несчастный Володька чувствовал, что буквально задыхается. Он попытался крикнуть и вместо привычного человеческого голоса услышал жалкий щенячий визг!