Спать легли поздно. Евгений уснул сразу, а я еще долго думал о сложной судьбе неведомой мне Ирины Гай, над тем — виновна она или нет в том, что совершила. С одной стороны, виновна, дважды нарушила закон, с другой… совершила добро, стала неродным детям родной матерью, вырастила их, воспитала. Ведь кто знает, как бы сложилась их жизнь, если бы остались без матери в Доме ребенка.
Все же удивительно переплелись здесь понятия добра и зла, преступность и гуманность.
5
На другой день Евгений возвратился из города поздно вечером. Был усталый, не в настроении. Я заметил это сразу и не стал расспрашивать, как дела, ждал — расскажет сам.
И он не заставил себя долго ждать. Сразу после ужина, стоя на пороге веранды, пожаловался:
— Неудачный у меня сегодня день, почти ничего не сделал из запланированного.
Неудачи начались с самого утра. Поехал в городскую прокуратуру доложиться о своем прибытии и начале работы в городе, но… прокурор отбыл в срочную командировку.
Не было и заместителя прокурора, вызвали в горком партии. Поговорив несколько минут с симпатичной секретаршей, он решил взяться за дело без благословения прокурора.
По свидетельству Гай, Дом ребенка, из которого она взяла детей, находился на улице Канатной. Поехал туда, а от того дома уже и следа не осталось. Вместо него высился новый, девятиэтажный. Он расспрашивать, куда же переехал Дом ребенка. Выяснилось — в новый район, на улицу Зодчих.
Отправился туда, нашел. Но появились новые сложности — весь персонал Дома ребенка сменился, и никто ничего не мог ему рассказать. Решил найти бывшую заведующую, которая должна была помнить историю с близнецами. И не только помнить, а и помочь найти документы, которые подтвердят правдивость рассказа Гай. Взял адрес, поехал, а ее… нет дома. Только завтра вернется из отпуска.
— Так вот и приехал ни с чем, — громко вздохнул Евгений.
Мне стало жаль его, и я неожиданно для себя предложил:
— А знаешь что? Возьми меня своим помощником.
— Зачем тебе такие хлопоты? — удивился Евгений. — Пиши себе, купайся в море…
Но я загорелся своей идеей и стал переубеждать его, доказывать, что мне интересно и полезно увидеть собственными глазами, как работает следователь.
Евгений скупо усмехнулся.
— Что ж, если хочешь — поедем завтра к бывшей заведующей Домом ребенка, будешь у меня в роли практиканта. Но предупреждаю: в мой разговор не вмешиваться, ничему не удивляться, многозначительных взглядов на меня не бросать. Малейшая неуместность во время допроса свидетеля может насторожить, свернуть его не в ту сторону.
Я пообещал, что буду молчать, как рыба.
6
Дверь нам открыла еще не старая, статная женщина в пестром длинном халате. Красивая прическа, лицо чистое, без единой морщины. На левой щеке небольшая родинка.
— Я вас слушаю, — смерила нас пристальным взглядом прищуренных зеленоватых глаз.
Евгений представился ей, показал удостоверение и попросил разрешения войти: мы, мол, ненадолго, просто нужно, чтобы вы помогли в одном добром деле.
Женщина отступила с порога и, стараясь быть вежливой (я хорошо это заметил), пригласила:
— Заходите, пожалуйста.
А еще я заметил, когда Евгений назвался следователем, как в глазах женщины, где-то в самой их глубине, промелькнула тень страха.
Щелкнув дверным английским замком, женщина извинилась, что не может пригласить нас в комнату — у нее там неубрано, только вчера возвратилась из отпуска, и повела нас в кухню.
Кухня была светлая, просторная, с диваном под глухой стеной и большим круглым столом посредине, вокруг которого стояли четыре мягких стула.
— Садитесь, — предложила нам хозяйка и села сама. — По какому делу вы ко мне?
Евгений глянул мельком в мою сторону, что означало — не забывай о нашей договоренности, и тут же пояснил:
— Случилось это давно, около двадцати лет назад, а точнее, девятнадцать с половиной. Вы, Валентина Прохоровна, работали тогда заведующей Домом ребенка на Канатной, и с вашей помощью одна молодая женщина, Ирина Гай, которая сама не могла рожать детей, взяла их у другой, которая родила двух близнецов, мальчика и девочку, но отказалась от них. Теперь же, через много лет, настоящая мать разыскала их и через суд хочет восстановить свое право, то есть лишить права материнства Гай, которая вырастила детей. Вы, конечно, помните это и подтвердите письменно, что такой факт имел место?
Услышав, чего от нее хотят, Валентина Прохоровна сразу утратила к нам интерес, вперила свой взгляд в занавешенное дорогим тюлем окно и глухо сказала:
— Очень сожалею, но должна вас разочаровать. Такого факта я не могу подтвердить.
— Забыли или что-то другое? — поинтересовался Евгений.
— Нет, не забыла, — отрицательно покачала головой Валентина Прохоровна. — Просто его не было и не могло быть, такого факта. У нас все делалось по закону, оформлялось документами. Если же кто-то и делал что-то за стенами Дома ребенка, нас это не касалось.
«Вот тебе и на, — мелькнуло у меня в голове. — Вот и первая неудача».
Но Евгения этот ответ Валентины Прохоровны не смутил.
— Хорошо, — спокойно сказал он. — Не было, так не было. Тогда скажите, пожалуйста, а где хранятся документы Дома ребенка тех лет?
Валентина Прохоровна недовольно посмотрела сперва на меня, потом на Евгения, словно спрашивая: и надо вам ради этого беспокоить меня? Но все же ответила, скорее из вежливости:
— В архиве. Еще при мне все документы тех лет сдали в областной архив.
— Спасибо вам, — поднялся из-за стола Евгений. — Извините за беспокойство.
Я тоже поднялся и стал извиняться.
— Пожалуйста, пожалуйста, — скупо усмехнулась нам Валентина Прохоровна. — Я понимаю, служба. — И провела нас до дверей.
Выходя, я увидел в коридоре временную телефонную проводку, которая сквозь стеклянные декоративные двери была введена в прихожую.
— Где она работает, что ей вопреки техническим возможностям подключен телефон в этом районе новостройки? — поинтересовался я у Евгения на улице.
— Врачом-педиатром в районной больнице, — ответил Евгений и тут же похвалил меня: — А ты, брат, молодец, наблюдательный. А что еще тебе бросилось в глаза?
Я похвастался, что заметил испуг в глазах Валентины Прохоровны, когда он представился следователем.
Евгений остался довольным мною.
— Что ж, значит, я недаром взял тебя в практиканты! Кстати, я тоже заметил страх в ее глазах, и ты, наверное, обратил внимание — по-другому объяснил, зачем нам нужно ее свидетельство. Пусть она не знает правды об Ирине Гай.
Меня заинтересовало, зачем он так сделал.
— Извини, но это пока что мое предположение, и я не могу о нем говорить, — ответил Евгений.
— Хорошо, — согласился я и тут же спросил: — Как же мы установим фамилию той, настоящей матери, откуда она, где теперь?
Евгений пояснил, что это для нас не проблема. Пойдем в областной архив, и нам найдут дело о близнецах из Дома ребенка на Канатной. А в деле должны быть все данные о матери. И адрес тоже, на то время, конечно. Если же адреса нет, то есть запись, в какой больнице города она родила детей. Там адрес должен быть наверняка.
Через несколько минут мы сели в троллейбус и поехали в областной архив.
7
Вечером мы пили на веранде чай и подводили итоги своей работы за день.
В областном архиве нам сравнительно быстро нашли дело детей-близнецов, принятых в июле 1961 года в Дом ребенка на Канатной от матери-одиночки, фамилия которой и правда, как сказала Гай, была молдавской — Георгице, но не Мария, а София, по отчеству Яновна. В деле оказалось два ее заявления: одно с просьбой принять детей в Дом ребенка, а другое — вернуть. На втором заявлении стояла резолюция бывшей заведующей: «Разрешаю» и подпись «Домрина». Еще была в деле запись о том, что Георгице С.Я. родила близнецов в родильном отделении третьей городской больницы в 1961 году, шестого июня.
Мы попросили работников архива найти документы третьей больницы за тот год. Нашли книгу регистрации родильного отделения, в которой были данные Георгице. Разнорабочая железнодорожного вокзала, проживала в общежитии по улице Ковальской, двадцать, комната пять. Родила впервые. Выписалась здоровой, дети — тоже.