— Смерть, Кровь и Феникс. — Он почти просмеялся, только смех его больше хрипел.
Он считал, что это означало неудачу в убийстве. Миднайт не стал тогда отрицать, потому что видел куда больше, чем мог рассказать подчинённому. А ещё Файр всё-таки вступил в отряд Гамлета, пхах. Всё предвидел шаман. Всё с самого начала.
Его карты значили не неудачу в убийстве. Его карты значили совсем иное.
— Однако Смерть — это и гибель, и ношение проклятия, и неудача. Кровь говорит о родстве, о связи некой и об убийстве. Феникс же рассказывает о новом шансе, о перерождении и о…
Жаль, что он тогда не договорил. Зато теперь всё становилось на свои места. Файр смотрел на Анастасию с глубинной усмешкой, в краях рта пузырилась кровь, а девушка ждала, замерев, и её сиреневые глаза отражали его залитый кровью силуэт таким, каким он был. Всего за несколько минут до финала Файр заметил, как они с ней похожи.
Если бы тогда он справился, может, жизнь сложилась бы иначе. У него были отец, мать, сестра, дядя, дед, бабушка. Большая семья. Сгорели все — кроме него.
— Убей меня, — пробормотал Файр. Говорить было трудно. Лёгкие уже заполнялись кровью, но дыхание всё ещё терзало горло: если он останется так, то будет умирать ещё долго. Анастасия тоже это понимала, и он видел биение мысли в её взгляде, живое и понятное, как ясный день. Файр сморщился. Страх больше не получалось сдерживать, и он выступал в уголках глаз искристыми слезами. — Прошу.
Девушка смотрела без сочувствия, и он отлично знал, что сам заслужил. Но если она — то никто. Файр всегда бахвалился и лгал, но как момент настал, он испугался смерти и того, что она несёт. Забвение и полная пустота.
— Ты не заслужил лёгкой гибели, — тихо проговорила Анастасия. Не сводя с него глаз, она потянулась к поясу и выхватила из ножен вытянутый кинжал. Взяла рукоять аккуратно, почти бережно. У неё были недлинные, но аккуратные и тонкие пальцы и обгрызенные ногти. Файр охватил её одним взглядом, дрожа от слёз. — Однако…
Да уж. Лифа и наёмник. Прекрасная из них получилась семья.
«Если ты знал, что смысл предсказания — смерть от рук кровного родственника, то почему не сказал, хмырь туманный?»
Настя перехватила кинжал удобнее, чуть склонила голову, не моргая. На ресницах её дрожали отблески ламп, а зрачки окрашивались кромешным мраком.
— Не бойся, — сказала она спокойно, — я не промахнусь.
— Прошу.
Он бы мог сказать «извини», но смысл? Это не облегчит груз на нём и не принесёт ей удовлетворения. Его грехи не искупить простыми словами, а вот смертью можно вполне. Файр наблюдал, как мелькнул на лезвии последний отсвет люминесцента, и успел ещё подумать, как занятно получилось, что разрозненные пути оказались едины с самого начала.
— Амулет пригодился. Ты действительно выделяешься среди других. — И бесшумное заливистое хихиканье. Призрак маленького ребёнка среди полуразрушенной лаборатории. Чёрные у корней и белые у концов прямые волосы. Улыбка и большие чёрно-белые глаза. — Миднайт не ошибся…
Анастасия смотрела сосредоточенно, но не грустно; ни эмоции не мелькнуло в её взоре, когда кинжал со свистом рассёк воздух, серебряной молнией разрезал пространство, а вместе с ним — и Файра — наверх, по артериям горла. Хлынула кровь, и всё свело до потери пульса, и Файр только успел уловить отголосок мысли.
«Если бы я мог всё заново…»
*
Эти двое были в самом дальнем отсеке — возможно, самые опасные образцы. Настя добралась туда первой из всех, преодолев препятствия и толком их не запомнив, только образ Файра отпечатался в сознании, словно вечная печать. Настя была готова ко всему, ступая под потолки лаборатории, но такого точно не ожидала — того, что спустя месяцы она столкнётся с тем, с кого начались сомнительные приключения в Авельске. Даже странно было обрывать эту связь. Ещё более странно — что она исполнила его просьбу.
Настя опустила глаза на свои ладони. Испачканные кровью, как и одежда, и лицо, и волосы, хотя она постаралась стереть её со щёк. Полуобсохшая и уже не горячая, но оставившая мёрзлой и гадкое ощущение на коже. Это кровь Файра. Умирая, он смотрел потерянно и с мольбой, но почему она всё-таки его убила? Откуда этот приступ слабости? Ей ведь вовсе не было его жаль.
Однако же не всё человек о себе может знать.
…Ей выскочили навстречу двое спасшихся — сами, вау, умные дети. Правда, с «детьми» Настя погорячилась: на вид старший из них был года на два её младше, не иначе. Оба мальчики, в одинаковых одеяниях лиф, и оба тяжело дышавшие от бега. Первый — повыше и постарше, с очень красивыми чертами лица, серыми глазами и светло-серыми волосами. Второй — пониже и помладше, с карими глазами и короткими чуть вьющимися волосами светлого оттенка. Они застыли одинаково, увидев Настю, но тут же отмерли, видимо, узнав её. Лифы лифам не вредят, и не важно, из какого поколения встретившиеся.
— Вы в порядке? — быстро спросила Настя.
— Да, — отозвался старший. Он разглядывал её с любопытством и без страха, в отличие от «брата». — Ты пришла за нами, сестра?
Вновь это обращение, как у «Сиана»… Должно быть, им так указали. Но Настя, по сути, не против. Лифы всегда были её стаей… Стаей. Точно. Вот оно что. Поперхнувшись пониманием, Настя кивнула головой и сделала шаг навстречу мальчикам, взяла за руку старшего. У него была сухая ладонь, светлые изящные пальцы. Прикосновение испачканной кровью Насти его не потревожило и не заставило вздрогнуть. Не брезгливый и не боязливый. Готовый ко всему, но не безучастный. Не человек — ни одного оттенка ни в глазах, ни в мимике — но способный им стать. Уловив мысль, старший взял младшего за руку; Настя развернулась и как можно быстрее, чтоб не терять аккуратность, повела их к выходу. Лифы должны быть спасены. Все до единой. Таково их желание — быть свободными.
Свобода… сейчас было странно думать об этом. Должно быть, сегодняшняя битва изменила больше, чем Настя предполагала, и это заставляло сердце трепетать, а пальцы — леденеть. Смысл был во всём. В каждом взгляде Антона, каждой улыбке Роана, каждом прикосновении Михаила, каждом вздохе Каспера, каждом смехе Люси, каждой усмешке Йорека, каждом — всём.
Это труднее. Это болезненнее. Авельск не примет подобие сущности, смесь оружия и человека, половинчатую и почти сошедшую с ума девчонку с двойственной душой. Авельск раз за разом отвергает её, но разве она сама лучше? Она не пытается быть принятой и не соглашается на принятие тех, кто того желает. Но такие люди есть. Она уже запомнила их имена, голоса и лица, их заботу и чувство защищённости, когда хватает только взгляда на них, чтобы понять — даже если это лично её война, она вправе поделиться ею с ними. Это больно. Это тяжело. Но это — имеет смысл.
— Сестра, у тебя вода по щеке бежит, — удивлённо сказал старший. Нахмурил тонкие серые брови. — Справочники утверждали, что подобное называется «слёзы» и проявляется как естественная человеческая реакция…
Он замолк, потому что Настя остановилась и обернулась. Здесь освещения было больше. Она отпустила его руку и встала ровнее, чтобы видеть мальчиков целиком.
— Запомните, — заговорила она, не торопясь и не медля, — что вы люди. Вы всегда были ими — и всегда будете. Но вы можете быть оружием, если пожелаете, потому что LIFA в вашей крови — это ваша суть и ваша связь с миром. Не сомневайтесь в этой связи.
Они слушали её внимательно, и Настя улыбнулась. Они повторят эту улыбку потом, как зеркала отражают солнце, и унесут её с собой, чтобы затем много раз демонстрировать, постепенно под себя подстраивая, окрашивая собственными чувствами, а не только её гордостью и радостью.
— Я дам вам человеческие имена, чтобы было проще, — вздохнула девушка, чуть задумавшись. — Например… — Она положила ладонь на плечо младшего. — Станислав. Хорошее имя. Можно сокращать как Слава или Стас.