– И даже того, что изображено здесь, тоже уже нет. Я слышал, там нашли золотую жилу… Какая ирония судьбы. Золото нашел тот самый человек, которого я нанял, чтобы он создал эту картину. Да даже не случись этого, ветер и вода все равно источили бы землю, пока она не стала бы совершенно другой. Почти на всех картинах в других комнатах и на тех, что висят в особняках и церквах, тоже места, которые уже исчезли или исчезают. Да и сами картины тоже не вечны.
Договорив, Хьюг прикоснулся к раме и какое-то время молча смотрел на картину.
В этом доме хранились крохотные частицы исчезающих миров. Ход времени человеку, возможно, кажется медленным, но для таких, как Хьюг, оно, напротив, стремительно летит. У них не осталось ничего, кроме воспоминаний о прошлом; и пропасть между прошлым и настоящим все ширилась.
Внезапно Хьюг со смущенной улыбкой посмотрел в сторону Лоуренса. Вероятно, на самом деле его взор был обращен на Хоро, однако Лоуренс не стал оборачиваться, чтобы проверять. Он понимал, что, если сделает это, ранит чувства Хоро.
Говорить с Хоро о таких вещах имел право только Хьюг, проживший столько же, сколько она.
– Я сам очень хотел бы тебе помочь. Это место существует не только ради нас, овец. Среди моих покупателей есть олени и зайцы, лисы и птицы.
Лоуренс услышал шелест одежды – это Хоро пошевелилась. Он не стал спрашивать, что именно она делала.
– Однако знания и мастерство Фран Бонели незаменимы. У нее идеальная память – она никогда не забывает те места, где хоть раз побывала; а ее целеустремленность не может поколебать даже смерть. Она полностью поглощена тем, чтобы отражать на своих картинах разные дикие места, и я не могу позволить себе потерять ее благорасположение. На это нет времени.
Огонь в глазах Хьюга был совсем не таким, какой можно увидеть в глазах человека, старающегося лишь для собственной выгоды. Свидетельства той жизни, какую он и его родичи когда-то вели, стремительно исчезали, и он делал все, чтобы сохранить воспоминания о ней.
Лоуренс задумался над последними словами Хьюга. «Нет времени» – он имел в виду, что те места пропадают слишком быстро?
– Нет времени?
– Да. Мы должны спешить. Есть огромное множество мест, которые я хотел бы, чтобы госпожа Бонели изобразила, но ее жизнь коротка. Я часто думаю – если бы только она могла жить так долго, как мы.
Лоуренс не был уверен, что при этом откровении изумленный возглас вырвался лишь у него одного. Он-то предполагал, что Фран Бонели – особое существо, как Хоро и Хьюг. А теперь у него возник новый вопрос: если время так драгоценно, почему Хьюг и его родичи просто не занялись рисованием сами?
– Как и ты, я создан, чтобы быть торговцем, – произнес Хьюг.
Лоуренс вдруг осознал, что озадаченно чешет в затылке; должно быть, Хьюг угадал его мысли.
Хьюг опустил глаза, потом с улыбкой вздохнул. Перевел взгляд на картины, и глаза его сузились.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Честно говоря, мы как-то раз в самом деле взяли кисти и краски… и мои товарищи отправились на север и восток, чтобы запечатлеть для юга старые пейзажи, которых сейчас уже давно нет… Но мои товарищи не бессмертны.
Хоро была духом-волчицей, обитавшим в пшенице, и Лоуренс помнил ее слова: если пшеница, в которой она живет, исчезнет, погибнет и она сама. Вдобавок у нее и естественная продолжительность жизни не бесконечна.
Но Лоуренс не думал, что Хьюг ведет речь о смерти от старости.
Хьюг молча смотрел на него. У него были глубокие, спокойные глаза старого мудрого человека.
– Они взяли кисти и отправились в странствие, наблюдая за миром из чувства долга. И что же они увидели? Леса вырублены, реки перегорожены плотинами и текут по-другому, горы раскопаны и изранены. В конце концов они не смогли этого выносить и сменили кисти на мечи.
Лоуренс уже слышал эту историю. Он кинул взгляд на Коула – мальчик был само внимание.
– Но их было слишком мало. Одного сожгла Церковь, другого раздавила армия. Один был настолько напуган собственным бессилием, что… да. Немногие остались хотя бы в воспоминаниях; они исчезают, как морская пена. Люди – они… о, приношу свои извинения.
– Ничего страшного, – произнес Лоуренс, и Хьюг ответил печальной улыбкой.
– Люди обрели колоссальную силу. Мир уже давно в их руках, а наш век остался позади. Те, кто не пожелали с этим смириться, один за другим пали в боях и ныне существуют лишь на пергаменте, в виде легенд. И даже эти пергаменты рассыпаются – их едят мыши и моль. И есть мы, те, кто остались; овцы – в человеческом понимании слова «овца». Никому из нас недостает храбрости взять в руку кисть – мне в том числе. Самые храбрые из нас пали первыми… это было жестоко.