"Когда-то давно появлялись такие же люди. Такие странные посетители!"
"Это было тогда, когда ты была ещё молодой... Лет двадцать назад что ли?"
"Эй, полегче! Я и сейчас молодая!"
Лоуренс невольно усмехнулся, глянув на спор двух сестёр, их истинные мысли и чувства раскрывались во всём, что они говорили. Его купальне было десять лет - не такая старая, как остальные.
Первое место, где остановился этот гость, - это купальня Йозефа, самая старая в деревне. И естественно перед тем, как уехать из деревни, он решил пожить в "Волчице и Пряностях" - самой новой купальне.
Кажется, потребуется ещё немало времени, чтобы врасти в общество деревни.
- Ну, во всяком случае, я думаю, пришло время собираться, - сказал кто-то, пока все болтали, как малые дети, и собравшиеся вернулись к действительности. Поскольку общая печь размещалась не в центре деревни, где можно было полагаться на церковный колокол, время определялось на глазок. И так как хлеб был нужен каждому человеку, сельские жители собрались вместе, чтобы испечь хлеб.
- Хорошо, раздавайте соломинки.
Одна женщина взяла пучок соломы, лежавший рядом с печью, и завернула в тряпицу, свисающую у неё с пояса так, чтобы концы всех соломинок торчали из тряпицы на одинаковую длину.
"Это новые? Без обмана!"
"Я уже не так молода, даже если бы я хотела обмануть, в этой темноте не увидела бы, какая короткая".
Все засмеялись и стали по очереди тянуть соломинки. Каждая была разной длины, и чем длиннее, тем везучей человек. Лоренс тянул последним, и, как по заказу, вытянул короткую.
- О-о, у меня...
- Эй, ты уверена, что никто не жульничал?!
В воздухе повисло неловкое молчание. Соломинки определяли очерёдность. Никто не хотел быть первым у общественной печи. Каждый выпекал хлеб на своих дровах. А чтобы разогреть печь, требовалось довольно много времени. Первому приходилось тратить больше дров на остывшую за ночь печь.
- О нет, на самом деле, это даже к лучшему, - вмешался заволновавшийся Лоуренс. - Я не знаю, какие претензии мы бы получили, если бы заставили этого гостя дожидаться. Если бы мне выпало быть последним, я бы, наверное, сам попросил поставить меня первым.
Женщины удивились, но так как сомнение в честности при определении очерёдности может повредить их репутации, все сразу облегчённо улыбнулись.
"Ладно, если ты так говоришь..."
"Это точно хорошо, если подумать о времени. Здесь у нас есть некоторые, которые жгут слишком много дров, пока хлеб до золы не дойдёт!"
"Эй! Это потому, что я была слишком занята разговором! И это когда ещё было!"
Вместе с улыбками возобновилось их непринуждённое переругивание.
Лоуренс облегчённо улыбнулся. Он снял крышку печи, разложил внутри дрова и разжёг их.
Ещё оставалось время до момента, когда солнце взойдёт над горами. Сквозь ткань, в которую был завёрнут свежеиспечённый хлеб, тёплый хлебный дух распространялся вокруг и проникал в нос. По дороге Лоуренс не удержался и наполнил рот мягким хлебом.
Когда он добрался до дома, солнце в небе поднялось уже высоко.
Было непросто выпекать хлеб вместе с женщинами, их руки и рты работали одинаково усердно, но ясное небо и запах свежего хлеба придали ему сил. Благодаря этому, когда он вернулся в свою купальню на краю деревни и увидел этого гостя, молча стоящего снаружи, он был готов благодушно встретиться с неприятностями.
- Извините, что заставил вас ждать.
- Хммм, - недовольно хмыкнул невысокий старик. Он держал обед, приготовленный ему Ханной, и стоял под карнизом так, будто ждал именно хлеба. Кроме посетителей, остававшихся в купальне, были другие, те, кто проводил время в горах - охотники и лесорубы, но необычно было бы видеть, как посетители выходят утром.
Одежда этого старика не позволяла Лоуренсу определить его род занятий. На нём была меховая коническая шляпа с выемкой наверху, ноги защищал медвежий мех, мех лисицы красовался на плечах, кожаные оленьи перчатки защищали руки, а довольно грубый топор за спиной дополнял общий вид. Его рюкзак был чем-то набит, но Лоуренс не мог понять, что там. Цель свою гость хранил в тайне и почти никогда не принимал ванн.
Когда Лоуренс подошёл, старик к его смущению попытался ухватить весь завёрнутый хлеб - это было бы слишком много на обед, и старик как будто понял и убрал руку. Лоуренс, ощущая странное чувство, взял три куска свежего пшеничного хлеба и завернул в отдельную ткань, потом, продолжая изучать гостя, он передал хлеб старику. Тот молча кивнул и так же молча ушёл.