- Ха-ха-ха, мы, торговцы, все одинаково мыслим. Из-за этого мы часто ссоримся с хлебопекарнями, - ответил Риендо.
- Что, пекари и здесь несговорчивые?
- Конечно. Если лавки близ пекарен сами начинают печь хлеб, они все выскакивают со своими каменными скалками и начинают буйствовать.
Торговлей занимались торговцы, хлеб пекли пекари. Такое разделение труда существовало везде, в какой город ни приди, и служило предметом постоянных шуток для очень многих.
Однако если бы какой-нибудь торговец действительно взял в свои руки весь процесс, от покупки пшеницы до выпечки хлеба, он получил бы с этого дела немалый доход.
Ведь на всем пути пшеницы от сбора до печи в ее судьбе участвует множество людей.
- Что ж, да поможет нам Бог встретиться вновь, - подытожил Лоуренс.
- Конечно. И когда это время настанет, мы будем надеяться, что ты почтишь нас своим участием.
Улыбнувшись и кивнув, Лоуренс вместе с Хоро покинул гильдию.
Лоуренс был слегка разочарован тем, что ему не удалось продать здесь пшеницу; но куда больше его беспокоило то, что Хоро за все это время не проронила ни слова.
- Ты сейчас ни разу нас не перебила, ничего не сказала, - небрежно обронил Лоуренс. Хоро что-то рассеянно пробурчала, потом повернула голову к Лоуренсу.
- Ты. Тот лавочник сказал, что до Терео всего полдня пути, так?
- Э? А, да.
- Если мы отправимся прямо сейчас, мы сможем ехать до вечера, так?
Голос Хоро был полон упрямства. Лоуренс, откинувшись немного назад, кивнул и ответил:
- Но, может, лучше сперва передохнуть немного? Ты ведь устала, правда?
- Отдохнуть мы сможем и после того, как доберемся в Терео. Если мы сможем добраться туда сегодня, я бы хотела отправиться поскорее.
Такую упрямую Хоро Лоуренс еще не слышал. Наконец-то он понял ее намерения.
Конечно, Хоро никогда не говорила об этом и вообще не давала понять, но, похоже, единственным ее стремлением было как можно скорее повстречаться с тем монахом, собиравшим сказания о языческих божествах.
Хоро всегда действовала импульсивно, но в отношении некоторых вещей проявляла завидное достоинство. Несомненно, она очень стеснялась подгонять Лоуренса, как маленький ребенок.
Однако близость цели разожгла в ее сердце огонь нетерпения, который прежде она глубоко скрывала.
По правде говоря, Хоро, скорее всего, уже была сильно измотана. И несмотря на это, она все же выказывала желание ехать вперед – это ясно показывало, как же у нее внутри все горело.
Подумав так, Лоуренс предложил:
- Хорошо. А как тебе такое предложение: найдем что-нибудь горячее поесть, а затем отправимся? Идет?
Хоро, услышав эти слова, с изумлением переспросила:
- Неужели это надо было спрашивать?
Излишне говорить, что Лоуренс в ответ лишь натянуто улыбнулся.
Бесконечные равнины наконец-то сошли на нет, и пейзаж начал радовать глаз.
Огромные холмы уступами громоздились один на другой, напоминая брошенный на пол кусок теста. По впадинам между холмами бежала речка; повсюду виднелись густые зеленые рощи.
Повозка Лоуренса и Хоро, чуть постукивая, ехала по дороге вдоль речки.
Лоуренс смотрел на крепко спящую Хоро и думал, что, пожалуй, зря он не настоял на отдыхе там, в Энберле.
Путешествуя в такую морозную зимнюю погоду, человек не может нормально спать: он все время просыпается от холода, затем засыпает вновь, и так всю ночь до самого утра. Конечно, Хоро была волчицей, чья сила намного превосходила людскую, она могла с легкостью передвигаться даже по бездорожью; но, похоже, пока она находилась в девичьем теле, она могла сделать и выдержать не больше, чем обычная девушка.
Судя по всему, это путешествие было для Хоро суровым испытанием.
И по тому, как Хоро спала, прильнув к Лоуренсу, было видно, что она действительно сильно измотана.
Лоуренс подумал, не попросить ли ему разрешения задержаться на несколько дней в монастыре, когда они туда доберутся. Это означало, однако, что им придется вести простую монашескую жизнь; Хоро это вряд ли придется по душе.
Размышляя на эту тему, Лоуренс вдруг обратил внимание, что река постепенно становится шире.
По правую руку от Лоуренса лежал холм; река огибала этот холм, и что там дальше, Лоуренс не видел. Однако она, несомненно, разливалась все шире и текла все медленнее.
Чуть позже ушей Лоуренса коснулся звук; он был еле слышен, но относительно его происхождения ошибиться было невозможно.