Ладно бы уши, а тут ещё хвост... И вой тот ожил в памяти. Да разве такой подделаешь? Так что же, неужели эта Холо и вправду богиня урожая — волчица Холо?
— Нет, быть не может... — пробормотал торговец и вновь взглянул на девушку. Напрочь забыв о нём, та нежилась в тепле и жмурилась от удовольствия.
«Кошачьи у неё повадки, — подумал Лоуренс, но тут же себя осадил: — Нашёл заботу! Другое надо выяснить: человек Холо или нет».
Одержимых, если уж на то пошло, людьми не назовёшь, так что оно и к лучшему, если попадутся церкви. В их тела вселился дьявол, потому эти несчастные часто приносят беду, а священники призывают сжигать таких на костре.
Другое дело — звери-оборотни; в сказках и преданиях они даруют людям удачу и творят чудеса. Окажись Холо таким зверем, окажись той самой Холо, её чудесная помощь в торговле пшеницей была бы бесценна.
Но зачем гадать, и Лоуренс обратился к девушке:
— Ты сказала, тебя зовут Холо?
— Да.
— Назвалась Волчицей.
— Угу.
— Разве твои уши с хвостом, пусть и волчьи, могут что-то доказать? Настоящая Волчица в человеческой шкуре без труда примет свой истинный облик.
Холо недоумённо посмотрела в ответ, миг-другой — и лицо её прояснилось:
— Ах вот оно что, волчицей перед тобой обернуться?
Лоуренс кивнул, хотя слегка опешил: он думал, выйдет иначе — ожидал растерянной гримаски или отговорки. Однако Холо лишь недовольно скривилась, и верилось этому гораздо больше, чем какой-нибудь придуманной на ходу дешёвой увёртке. Откликнулась девушка почти мгновенно — сказала как отрезала:
— Нет уж.
— По... Почему?
— Сам лучше скажи, на что оно тебе?
Кислый вид Холо обескуражил его, но нужно было узнать, человек ли она. Узнать во что бы то ни стало! Лоуренс расправил плечи, набрал в грудь воздуха — чтобы по его властному голосу было ясно, кто хозяин положения, — и произнёс:
— Если ты одержимая, я отдам тебя Церкви — от них одни беды. А вот с Холо — богиней урожая и воплощением волчицы — другой разговор.
По слухам, человеческие воплощения животных — посланцы небес. Привлекать удачу — их призвание. Если рассказ девушки правдив, какая уж тут Церковь — впору хлеб с вином божеству поднести. А вот если нет...
Однако у Холо от его речи будто зубы разболелись — такое у неё было выражение лица.
— Я слышал, воплощения зверей могут менять облик по своему желанию. Так что если твой рассказ — правда, тогда ты без труда обернёшься волчицей, — подытожил торговец.
Она дослушала его молча, с той же гримасой отвращения. Наконец еле слышно вздохнула и медленно приподнялась со своего ложа из шкурок.
— Натерпелась я от Церкви. Не хочу к ним в руки. Только вот... — Холо запнулась. Она вздохнула ещё раз, а потом заговорила вновь, поглаживая хвост: — Просто так не превратишься, нужно уплатить цену. Вы, люди, пользуете краски для лица или толстеете от еды — так наружность и меняется.
— Тебе для превращения тоже что-то нужно?
— Без хлеба не получится, нужно немного зёрен...
«Почему бы и нет? Всё-таки богиня урожая», — решил было Лоуренс, но в следующий миг у него ёкнуло в груди.
— Или свежей крови, — добавила Холо.
— Свежей... крови?
— Совсем немного.
Казалось, для неё это был пустяк. Лоуренс похолодел: разве такое с ходу придумаешь? Словно спохватившись, уставился на губы Холо — живо вспомнилось, как она показала клыки, когда ела мясо.
— Неужели струсил? — усмехнулась девушка, заметив его смятение.
— Вот ещё, — вырвалось у Лоуренса.
«Волчицу» его ответ явно позабавил, однако улыбалась она недолго — вскоре посерьёзнела, отвела взгляд в сторону и выдала:
— Нет уж, теперь точно не хочу.
— Да... Да почему?! — Лоуренс, не сдержавшись, повысил голос: издевается она, что ли?
Холо же, по-прежнему пряча глаза, с грустью ответила:
— До смерти ведь испугаешься. На мой истинный облик все смотрели со страхом — и звери, и люди. Уступали мне путь, почитали, будто какого-то небожителя. Не хочу больше такого обращения. Ни от кого не хочу.
— Да... Да что я, по-твоему, облика твоего испугаюсь?
— Силой духа хвастаешь, так хоть руки спрячь — трясутся ведь.
«Ну и ну...» — так и слышалось в её словах. Лоуренс покосился на свои руки и чуть не крякнул с досады.
Холо прыснула:
— Не умеешь ты притворяться, как я погляжу.
Он на это и сказать ничего не успел: в тот же миг девушка продолжила, уже без улыбки, слова посыпались как градины:
— Но раз притворство тебе чуждо, раз человек ты прямой и честный, отчего же не обратиться, почему бы не явить тебе волчий облик. Поручишься за то, что говорил?