Исуна Хасэкура
Волчица и пряности. Том IV
Действие 1
Шестидневная поездка зимой — настоящее испытание.
На счастье, погода выдалась ясной, но и в бесснежный день холод давал о себе знать. Купленные по дешёвке одеяла были на ощупь как мягкие доски: такие набивают чем угодно, что хоть как-то помогает удержать тепло.
Впрочем, нет на свете грелки лучше, чем живое существо из плоти и крови, особенно со своим мехом. Ах, если бы эта грелка ещё и не разговаривала…
— Всё чаще приходит на ум, что я отдаю больше, чем получаю.
Бледнело предрассветное небо, уходящая ночь, будто прощаясь, мазнула холодом по лицу. В такой час от стужи глаза открывались сами собой, но выбираться из-под одеяла совершенно не хотелось, поэтому оставалось лишь смотреть в светлеющую высь. Сегодня, однако, этому мешала закутанная в то же одеяло спутница с пушистым хвостом, глядевшая с таким негодованием, как, пожалуй, никогда раньше.
— Я же сказал, что виноват…
— Виноват? Пожалуй, виноват. Я ведь желаю, чтобы ты хоть чуточку согрелся, спору нет. Потому и прощаю многое, и платы никакой не прошу…
В ответ на её возмущение молодой мужчина по имени Крафт Лоуренс, лежавший на одеялах лицом вверх, отвернул голову влево. За семь лет, минувших со дня его восемнадцатилетия, ремесло торговца научило его умению заговорить зубы любому, кто встречался на пути. И всё же он не мог достойно возразить своей спутнице, которая сейчас безжалостно отчитывала его, лёжа ничком справа от него.
У спутницы были янтарные глаза, длинные волосы цвета тёмного льна, худенькое, но вместе с тем изящное девичье тело, а также имя, какое встречается нечасто, — Холо. Впрочем, не одно лишь имя было особенным: хорошенькую головку украшали звериные уши, а за спиной красовался самый настоящий волчий хвост.
— А всё же понимать нужно, что можно, а чего никак нельзя — согласись?
Если бы Лоуренс спросонья начал приставать к Холо, она бы не рассердилась, — скорее, осыпала бы градом шуток и насмешек, чтобы окончательно смутить. На сей же раз упрёкам не было конца, потому что торговец совершил нечто, возмутившее её до глубины души: от сильного холода, сам того не заметив, он положил ноги на её хвост, а когда заворочался во сне, запутался в мехе. Прожившая сотни лет Мудрая Волчица, как называла себя Холо, и богиня, как называли её другие (к неудовольствию самой богини), взвизгнула, словно простая девочка, — видимо, вышло больно не на шутку.
«Ну сколько можно? Я же не нарочно!» — подумал Лоуренс.
Холо два раза стукнула его за то, что он запутался в мехе и ударил по хвосту ногой, но успокоиться так и не смогла. А пора бы: по его собственному мнению, прощение он уже заслужил.
— Бывает и такое, что люди нечаянно наступают на чужие ноги. А если не совсем проснулись — так и подавно. А всё же тебе бы да не знать: хвост — моя гордость, знак того, что я — это я.
Драгоценный хвост серьёзно не пострадал, но лишился пары волосков, и именно это вывело Холо из себя гораздо сильнее боли.
Кроме того, Лоуренс и раньше часто использовал хвост в качестве подушки, поэтому тот слегка сплющился от подобного обращения.
Торговец, не в силах больше наблюдать за тем, как его спутница оглядывает свой хвост с выражением глубокого потрясения на лице, попытался вылезти из-под одеяла, но девушка удержала его, продолжая распекать.
Обидчика полагается либо оскорбить в ответ, либо вызвать на поединок — так принято среди людей, однако расправа Холо оказалась более изощрённой: в итоге Лоуренс, лёжа в тепле под одним с ней одеялом, в этот предрассветный час чувствовал себя совершенно измотанным зимней поездкой. Под нескончаемый поток упрёков, не зная, как и слово вставить в свою защиту, он начинал подрёмывать, но, замечая это, Холо набрасывалась на него с новой силой.
«Да это просто издевательство какое-то, ей бы в дознаватели».
— И знаешь ли…
Пытка не прекращалась, пока Холо не устала злиться и не захотела спать.
Когда улеглась буря, которую Лоуренс на себя навлёк (он и раньше знал, что Волчица страшна в гневе, но теперь, сам того не желая, ещё и выяснил, до чего разной бывает её немилость), телега тронулась с места.
Холо выговорилась, и её начало клонить в сон. Отобрав у Лоуренса все одеяла и завернувшись в них, как в кокон, она тут же заснула. Правда, устроилась девушка не в самой телеге, а на ко́злах, положив голову на колени своему спутнику. Спящая Холо выглядела невинной и очень хорошенькой, однако и тут угадывалась её пугающая расчётливость. Обнажи она клыки, он посчитал бы это поводом насторожиться; притворись она, что не замечает его, он мог бы ответить тем же. Но Холо устроилась у Лоуренса на коленях, разом выбив почву у него из-под ног и смешав все карты. Разозлиться, не обращать внимания или грубо вести себя по отношению к ней теперь казалось ему невозможным, как и отказать в просьбе купить чего-нибудь вкусного. В конце концов, так Холо объявляла перемирие.