Торговцы должны торговать, а пекари — печь. В городе каждый занимается своим делом, поэтому подобные шутки в порядке вещей. Конечно, огромная прибыль ждёт того торговца, которому удастся прибрать к рукам всё — от закупки зерна до выпечки хлеба, ведь превратить собранный урожай в съедобный хлеб требует большого труда и множества рабочих рук.
— Ну что ж, даст Господь, ещё увидимся…
— Если увидимся, вы уж нас не обидьте…
Лоуренс улыбкой ответил Линдотту, и они с Холо уехали из гильдии.
Жаль, что не удалось продать пшеницу, но беспокоился он больше о другом: Холо всё это время молчала.
— Что-то ты и слова не проронила…
Холо что-то невнятно буркнула на осторожное замечание Лоуренса, а затем вдруг заявила:
— Послушай. Хозяин гильдии сказал, что до Терэо полдня езды?
— Что? А, ну да.
— Тронемся сейчас — прибудем к вечеру? — спросила она с нажимом.
Лоуренс отодвинулся от неё и кивнул:
— Но не лучше ли нам передохнуть? Ты и сама устала.
— Отдохнуть можно и в Терэо. Коли мы туда едем, лучше поскорее отправляться.
Тут Лоуренс понял, откуда столько напряжения в её голосе: Холо не терпелось встретиться с монахом, который собирал предания о языческих богах. Ни словом, ни жестом не выдала она своего желания: упрямая и порой до смешного гордая Волчица, верно, считала, что ей вовсе не к лицу, как маленькой девочке, постоянно торопить своего спутника. Но стоило заветной цели стать ближе, и заглушённое было чувство вспыхнуло с новой силой.
А ведь сама Холо наверняка устала, но, похоже, нетерпение сердца пересиливало всё остальное.
— Хорошо, но давай хотя бы поужинаем. Для горячей еды ведь время найдётся?
Холо ответила ему недоуменным взглядом:
— Само собой!
Лоуренс непроизвольно расплылся в улыбке.
Однообразная и, казалось, бескрайняя равнина сменилась наконец пейзажем, над которым Бог хоть немного потрудился: будто мягкое тесто шлёпнулось на землю в нескольких местах и сформировало эти склоны и уступы. Среди них проложила себе путь река, кое-где виднелись густые леса.
Грохоча, телега катилась по дороге, проложенной вдоль ручья. Холо сидела сонная — к такому Лоуренс уже привык, но на этот раз и правда стоило остановиться на отдых в Энберге. Зимой из-за холода путник не может нормально выспаться: всю ночь просыпается. И если волчице хоть бы что — та всю степь пробежит без устали, — то в обличье девушки выносливость у Холо, видно, вовсе не волчья, а значит, такая поездка для неё тяжёлое испытание. То, что она уснула, прижавшись к Лоуренсу, красноречиво говорило о её усталости.
Пожалуй, не помешает остановиться на отдых в монастыре, когда доберутся до него. «Холо наверняка трудно будет примириться с жизнью, полной ограничений», — подумал Лоуренс и вдруг заметил, что ручей будто бы стал шире. Он огибал холм справа, поэтому невозможно было понять, куда он ведёт, но теперь стало очевидно: течение замедлилось, а русло расширялось.
Вдруг послышался слабый, но легко узнаваемый звук, и Лоуренс сразу понял, что должно открыться его взору. Холо, обладавшая волчьим чутьём, видимо, уловила этот звук даже во сне: она потёрла веки и выглянула из-под капюшона.
До города Терэо оставалось совсем немного.
Там, где течение ручья замедлилось, образовалась запруда, возле которой стояла небольшая водяная мельница.
— Теперь уже совсем близко, раз мельница появилась.
В краях, небогатых на реки и озёра, воду приходилось накапливать и использовать перепады в её уровнях, чтобы запустить мельничное колесо. Из-за слабого потока здесь водяные колёса работали медленно, но очередей около мельницы не было, потому что урожай собрали давно и всё зерно уже перемололи.
Небольшая почерневшая мельница одиноко стояла на отшибе. Когда путники приблизились настолько, что стал различим древесный узор стен, от постройки вдруг отделилась фигура. Лоуренс резко натянул поводья, и лошадь, возмущённо фыркнув и помотав головой, остановилась.
На дорогу выскочил юноша; несмотря на холод, рукава у него были закатаны, и руки до локтей были абсолютно белыми от муки. Он мигом очутился перед телегой и, едва Лоуренс вслед за лошадью приготовился выразить своё недовольство, выпалил:
— Ох, виноват-виноват. Ты ведь странник?
— Тут ты не ошибся: я странствую. А сам чем промышляешь?
Юноша, в отличие от торговца рыбой Амати, недавнего соперника Лоуренса на рынке, был худощавый, но выглядел довольно сильным — тело его явно привыкло к физическому труду. Ростом он не уступал Лоуренсу, тёмные волосы и чёрные глаза выдавали в нём жителя северных земель, привыкшего держать в руках скорее топор, нежели лук. Но из-за муки было трудно разглядеть, какого цвета у него волосы.