Лоуренс ждал, но тишина была ему ответом, и, когда он уже решил, что в церкви никого нет, дверь с жутким скрипом приоткрылась.
— Кто здесь? — послышался из образовавшегося проёма недружелюбный голос, явно принадлежавший девушке.
— Прошу прощения за внезапный визит. Меня зовут Лоуренс, и я странствующий торговец, — ответил он с любезной улыбкой истинного дельца.
Из темноты настороженно сверкнули глазами:
— Торговец?
— Да. Я приехал из Кумерсуна.
Однако с такой подозрительностью от служителей церкви сталкиваться приходилось нечасто.
— А вы? — взгляд переместился на Холо.
— Так сложилось, что мы вместе странствуем.
Холо и Лоуренса окинули долгим взглядом, раздался короткий вздох, после чего дверь открылась полностью.
К общему изумлению спутников, перед ними предстала девушка, облачённая в длинную одежду священника.
— Какое же у вас дело?
Лоуренс не сомневался, что сумел скрыть своё удивление, но девушка в сутане по-прежнему смотрела на него с той же враждебностью, что слышалась в её голосе. Тёмно-коричневые волосы были крепко стянуты в узел, глаза медового цвета смотрели с вызовом.
Кроме того, где же это видано, чтобы пришедших в церковь спрашивали, какое у них дело.
— Видите ли, мы хотим поговорить со священником вашей церкви…
Как правило, священниками женщины быть не могли: в конце концов, церковь — мир, в котором заправляют одни мужчины. Из этих соображений Лоуренс выбрал именно такие слова, но они, будто нож, прорезали на лбу девушки глубокую складку.
Она перевела взгляд на своё одеяние, вновь подняла глаза на Лоуренса и сказала:
— Я не совсем священник, но заведую делами здешней церкви. Меня зовут Эльза Шутингхайм.
Его поразило, что женщина, да ещё и столь молодая, занимала подобный пост, — поразило, пожалуй, даже больше, чем если бы женщина оказалась главой крупной торговой гильдии.
Впрочем, девушке по имени Эльза его удивление было будто бы не в новинку.
— Так что же у вас за дело? — продолжила она.
— Да-да, мы хотели бы узнать дорогу…
— Дорогу?
— Дорогу к монастырю, что зовётся Диэндоран. Его настоятель — человек по имени Луиз Лана Шутингхильт.
Она заметно вздрогнула, услышав это имя, а Лоуренс вдруг понял, что оно очень напоминает имя самой Эльзы. Однако лицо девушки приняло невозмутимое выражение прежде, чем он успел хоть что-то сообразить.
— Не знаю такого, — тут же ответила она учтиво, по твёрдо, тоном, не допускающим возражений, и, не дожидаясь ответа Лоуренса, попыталась закрыть дверь.
Ну уж нет, выставить за порог торговца не так-то просто.
Лоуренс мгновенно сунул ногу в проём и сказал с улыбкой:
— Я слышал, священника по имени отец Франц тоже можно здесь найти…
Эльза посмотрела на ногу Лоуренса между дверью и проёмом так, будто хотела прожечь в ней дыру, а затем перевела взгляд на лицо торговца:
— Отец Франц скончался ещё летом. — И, не давая опомниться, выпалила: — Уймётесь вы или нет? Не знаю я такого монастыря, да и без вас у меня дел по горло!
Наседать на неё дальше — ещё и людей позовёт.
Лоуренс убрал ногу, Эльза тут же сердито выдохнула и закрыла дверь.
— Надо же, как она тебя невзлюбила.
— Видать, зря я пожертвование не сделал. — Лоуренс пожал плечами и посмотрел на Холо: — Отец Франц и правда умер?
— Тут она правду сказала. Но…
— Но солгала, когда заявила, что не знает, где монастырь.
Ещё бы, такую реакцию можно было заметить с завязанными глазами.
Однако говорить о том, что ведаешь делами церкви, опасно даже в шутку. Вероятно, Эльза — дочь почившего Франца, возможно приёмная, но дочь.
— Что делать будем?
Холо незамедлительно ответила:
— Наседать незачем. Поищем-ка ночлег.
Они забрались в повозку, провожаемые любопытными взглядами жителей деревни.
— Ох… благодать… — Холо с порога комнаты бросилась на кровать и потянулась.
— Это наверняка лучше, чем облучок повозки, но поберегись: тут же наверняка блохи.
Кровать — не сколоченные вместе доски с постеленной на них тканью, а большая плотная копна соломы — была очень привлекательна для насекомых: зимой — как место спячки, летом — размножения.
Впрочем, предостережение вряд ли помогло бы Волчице: очень уж любили блохи её пушистый хвост.
— А толку-то? Одна успела сесть мне на хвост и не желала отцепляться, — рассмеялась Холо, подперев щёки руками.