Слишком скоро он убрал руку — она была так чертовски близка. Еще одно жесткое поглаживание, и она бы разбилась в его ладони. Она планировала протестовать, ныть и умолять его снова прикоснуться к ней, но впервые за долгое время…
Она уступила его власти. Его доминированию. Она подождет, ее Волчица подождет. Они будут подчиняться его требованию молчания, уверенные, что все, что бы он ни планировал, принесет им больше удовольствия, чем то, что она могла бы просить.
Ее рот закрылся, и ее дыхание вырвалось через нос. Ничто в ней не стремилось к терпению или тишине. Но он приказывал, и она подчинялась ему.
— Хорошая девочка, — прошептал он. Он шлепнул ладонью по ее груди, заставив плоть колыхаться и вызвав еще один трепетный выстрел удовольствия. Она жаждала носить его метки, его запах. — Теперь ты меня слушаешь гораздо лучше.
Ей хотелось, чтобы он вошел в нее. Ей хотелось увидеть его член, попробовать его на языке и в горле, пока ее внутренности не искупаются в его пьянящем аромате. Она пыталась втереться в него, так чтоб не было возможности различить где заканчивается ее запах и начинается его. Возможно, его рот мог бы накрыть ее рот — нет, она вонзит зубы в мягкую впадину между плечом и шеей и заявит, что он принадлежит ей.
Странная мысль не успела скользнуть сквозь хаотичный беспорядок ее сознания, как она прикусила свою губу, в поисках облегчения и попробовала кровь. Волчица снова царапала ее внутренности, требуя от нее заявить права на человека когтями и зубами, и слезы просочились из ее глаз, когда она пыталась вынудить зверя отступить.
Однако у ее Доминанта были другие планы. Вместо того, чтобы усесться на нее, объезжать ее, пока они оба не достигнут удовлетворения, его дыхание слегка касалось ее горячей и нежной щели, принося неприятное ощущение прохлады, когда она желала его тепла, его твердости.
— У нас будет более долгая сессия в другую ночь, моя маленькая волчица. Сегодня вечером прежде чем я пойду, я дам тебе это. — При этом он приблизил рот к ее нежному бутону. Сначала его язык смягчил и поднял ее напряжение. Он почти довел ее до оргазма, и ей пришлось бороться, чтобы ее губы и глаза оставались сомкнутыми.
Но когда он ударил по ее клитору, она не смогла сопротивляться. Крик с рычанием вырвался из ее горла как если бы он заклеймил ее, а не наоборот.
Оргазм пронзил ее с несокрушимой силой, уничтожая все мысли, всю логику, все, а затем мир потемнел.
4 глава
— Для тебя ненормально позволять кому-то заниматься уходом за твоей сабой после сессии, — заметила Тиша, стряхивая пепел в стоявшую между ними пепельницу. Выдохнув длинную струю дыма, она на мгновение закрутила ее вокруг кончиков пальцев, прежде чем снова посмотреть на него. — Конечно, нетипично для тебя и просить Огра проследить, чтобы твоя новая саба благополучно добралась домой. Это как-то связано с тем, что случилось во время службы?
Час назад он бы согласился. Он рассказал бы ей, если бы возникла потребность рассказать кому бы то ни было, как военные трахали ему мозг и что-то в нем сломали. Он постарался бы объяснить ту дикость, с которой он боролся годами, то страстное стремление в тенистые леса в то время как он был окружен засушливой солнечной пустыней. Постоянную потребность в движении, стремление к чему-то, что он никак не мог отыскать или хотя бы сбежать от своих кошмаров.
После этой сессии с новым сабмиссивом его мысли утратили ясность, устроив скачки в его голове.
— Нет, — сказал он.
Это не из-за войны. Это из-за нее.
Из-за нее, из-за искушения попробовать ее, ощутить, как она разбивается на осколки под его языком со вкусом, которого было недостаточно для него за время их короткой встречи. Из-за его потребности войти в нее, нарушив обычный ход его вуайеристской игры. Из-за ее аромата и его внезапного желания укусить. Он всегда полагал, что нежелательно сабе касаться его, предпочитая свою ладонь, чтобы не нарушить сексуальность сцены. Но с ней? Ему были необходимы ее руки, ее ногти, впивающиеся в спину, пока их языки переплетаются и он погружается глубоко внутрь ее тела. Его член пульсировал, стремясь получить то, чему он сопротивлялся.