— Покорный щеночек все-таки отрастил зубки, — слова Дрю предупредили ее о присутствии альфы прежде чем она его учуяла, отвлекшись на Райкера. Ее голова автоматически наклонилась от понимания того, что он видел ее вопиющий мятеж. Черт. Если они загонят ее в угол — у нее будут большие неприятности. Поскольку ее всю жизнь игнорировали, никто не побеспокоился о том, чтоб она чувствовала себя членом стаи, так что оказавшись в центре внимания Альфы и Инфорсера, она не знала что делать.
Но сопротивление всегда было ее сильной стороной. Со склоненной головой и подставленным животом, она полушепотом выговорила:
— У Райкера есть человек. Вы не можете наказать меня за нарушение закона, пока позволяете ему делать это без последствий.
Смех Райкера был настолько чужеродным звуком, настолько шокирующим, что она скосила глаза, чтобы убедиться, что его грудная клетка трясется от хохота.
Дрю почесал подбородок, не выглядя счастливым.
— Я не знаю, почему ты смеешься. Мы решили, что это ваше личное дело, а не моя проблема.
Необычайный смех закончился так быстро, будто кто-то щелкнул выключателем.
Хотя слова Дрю предполагали, что он не собирается наказывать ее за нарушение, он опустился на колени перед нею, потянув ее за подбородок, пока их глаза не встретились. Его волк выглянул, а ее отступил, признавая себя недостойным внимания альфы.
— Ты часть моей стаи, Патч. Я не Магнум.
Она юлила, пытаясь вырваться из его хватки, но была вынуждена вновь встретиться с ним взглядом. И когда это произошло, она не смогла сопротивляться тяжести его взгляда, узы со щелчком заняли свое место, связав ее так, как не могли никакие веревки. Чувства в глубине души опалило, и она почувствовала что-то давно забытое, возможно, испытываемое лишь когда она была ребенком.
Стая.
Она была частью стаи, частью чего-то большего, и она почти чувствовала те нити, что связывали ее с другими волками, давали ей опору. Смахнув слезы прежде, чем они потекли по ее щекам, она вцепилась в руку Дрю. Альфа.
Вздох Дрю был почти печальным, но он сжал пальцы на ее подбородке.
— Да, стая, Патч. Ты часть моей стаи. Тем не менее, на тебе повсюду аромат человека. Ты приведешь его на гору, и нам надо подготовить жилье для большего количества людей или какие у тебя планы?
Выбор. Он дал ей семью, стаю и выбор на одном дыхании, и у нее закружилась голова от каскада эмоций. Раньше ей никогда не предлагали выбор, ни один в стае.
— Он мой, — слова вырвались из глубины, рычание в голосе доказывало, что ее волк был согласен с этим утверждением.
— Тогда убедись, что он умеет хранить секреты и заяви на него права.
Слова Райкера заставили ее вздрогнуть. Могла ли она?
Дрю фыркнул и встал.
— Судя по всему, мы теперь коллекционируем людей.
* * *
Она опаздывала. Он был уверен, что она чувствует к нему такое же притяжение, как и он к ней. Вместо этого? Клуб был открыт уже несколько часов, а ее все еще не было.
Сосновые иглы хрустели и выпускали свой острый аромат с каждым шагом, когда он прогуливался по лесу неподалеку от темницы, пытаясь отключить панику, которую, казалось, пробудило ее отсутствие. Он пришел домой, чтобы избежать кошмаров, и обнаружил, что все что он мог — это мечтать о сладости ее запаха и о ее отказе от капитуляции.
Он вернулся домой, чтобы сражаться со своими демонами, найти свое место, после того как война заставила его чувствовать себя сломанным и лишь наполовину мужчиной. Вместо этого он нашел женщину, которая заставила его забыть, что у него есть демоны, чтобы сражаться, и которая заставляла его не больше, чем быть с ней. Он не чувствовал себя получеловеком, он чувствовал себя половиной души, разорванной на две части, без нее рядом с ним.
Хуже того, он не хотел просто играть с ней в клубе. Он жаждал сорвать маску, чтобы узнать, кто она. Чтобы узнать, что заставляло ее смеяться, улыбаться и плакать…
Чтобы быть тем, кто осушает ее слезы и присоединяется к ее веселью.
Он жаждал того, чего, как он думал, никогда не захочет, а сам даже не знал ее имени. Она оставила его жаждущим, опустошенным, переполненным мыслями о ней, чтобы начать беспокоиться о чем-либо, кроме того, что их связывало.
— Волчонок, где ты? — Почти жалобный тон его собственного голоса покоробил его, но он не мог отрицать, что в его груди будто полыхает пожар, прямо в его сердце. Пустой. Без нее он чувствовал себя пустым, выдолбленной скорлупой, которая мечтала, чтобы она наполнила его и сделала целым.