К концу дня у меня обычно ноет спина из-за необходимости постоянно держать эту проклятую осанку, ноги болят от туфлей на немалом каблуке (и кто придумал эту изощрённую пытку?), и невыносимо чешутся кулаки - так хочется "отблагодарить" родственничков за сомнительной ценности комплименты, которыми они сыплют при каждом удобном случае.
Ремир первое время порывался успокоить меня. Только что может сказать оборотень в оправдание тех, кого сам прекрасно понимает? Ничего по-настоящему действенного. По мне так, это я должна подбирать слова утешения, чтобы хоть как-то облегчить его жизнь: в конце концов, меня не подчиняли против моего желания и лишили воли, а всего лишь заперли здесь.
Кстати, о Ремире. Он обычно заходит за мной, оказывая, таким образом, моральную поддержку. И ему это вполне успешно удаётся - без его постоянного присутствия я не продержалась бы так долго.
Ремир появился с таким довольным лицом, что мог смело соревноваться с начищенной до блеска короной и всеми её драгоценными камнями. Мы встретились взглядами (я к этому моменту не подпирала дверь, а сидела на кровати). Его лицо перетекло из состояния вседоволенности в неуверенно-недоумённое.
- Ри... - совсем растерялся Рем.
- Хандрю. - Быстро ответила, пока он не сообразил, что произошло на самом деле. - Идём? - Вскочила с кровати и показательно направилась к двери, чтобы не стал спрашивать.
Ремир понял, что это отвлекающий манёвр - его глаза на миг озарились пониманием. Но он поступил правильно, промолчав. Мы двинулись по направлению к столовой.
- Ваэрд разрешил мне тренироваться. - Желая заполнить неловкую паузу и заодно прояснить кое-что, перевела тему. - Это ты постарался?
- Я попросил его не ограничивать тебя во всём. - Подтвердил мои догадки брат. - Всё же, даже если у тебя нет второй ипостаси, в душе ты волк, любящий свободу.
И вновь этот виноватый взгляд. Почему он считает себя виноватым и в чём, я не знала. Предполагала, будто он уверен в том, что ещё в утробе матери отобрал мои силы оборотня, лишив тем самым возможности перекидываться в волка. Это вроде как была теория какого-то лекаря-целителя (в чём различие между целителем и лекарем, до сих пор не запомнила). Однако мне удалось не без труда переубедить братца в обратном. Он поверил, даже перестал переживать. Но вот беда - похоже, в его голове поселилась другая заморочка. И с ней необходимо разобраться, пока он не придумал что-то хуже, чем уже есть.
- Рем, о чём ты думаешь?
- Сейчас? - с ходу понял оборотень. Мы вообще невообразимо хорошо понимаем друг друга, порой даже с полуслова, что меня не перестаёт поражать.
- Да. - Он вдруг замялся, запустил руку в короткие такие же как у меня пепельно-серые волосы только на тон темнее. Этот жест я выучила одним из первых, и означает он высшую степень смятения и неуверенности.
- Да вот думал... - затравленно посмотрел на меня, удивив ещё больше. - Если бы я тогда тебя не нашёл, ну, когда сбежал из дома, то ты бы жила по-другому и вряд ли бы сейчас сидела под замком...
Я положила руку ему на плечо, останавливая. Заглянула в глаза - практически отражения собственных - и постаралась успокоить:
- Знаешь, Рем, - начала мягко, - откровенно говоря, я не уверена в том, что, если бы ты не нашёл меня, я смогла бы пережить тот год. Да и то, что случилось потом... - ненадолго задумалась, - я не знаю другой жизни, кроме той, которой жила. И, знаешь, меня она вполне устраивает. Со всеми недостатками и лишениями. Я бы даже сказала, что рада всему, что произошло со мной. Вряд ли я смогла бы жить здесь, и оставаться довольной отношением к себе. - Сказала и поняла, что это правда. На душе отчего-то стало легче, я даже приободрилась. - Ведь, в конце концов, мы с тобой сумели встретиться. И я очень рада тому, что у меня есть такой брат. - Улыбнулась.
Я говорила искренне и потому убедительно. Это стало сразу понятно по изменившемуся лицу оборотня. Оно посветлело, тень сошла, оставив после себя неверие и едва ли не щенячье обожание и благодарность. Какой он открытый и эмоциональный... Мне порой даже кажется, что мы не ровесники, а он младше семь-восемь лет. Наверное, отпечаток наложили слишком разные условия, в которых мы выросли.