Наглец так и не внял голосу разуму, если он у него вообще был, и попытался развернуть меня к себе. За что поплатился. Я вывернула ему руку и выбила ее из плечевого сустава. Крик боли разнесся над лагерем отступников.
– Как всегда, выкручиваешь руки, – подойдя, сердито проговорила Жанит.
Я широко ей улыбнулась и обняла ее. Она, как всегда, бурчала для вида. На самом деле подруга радовалась моему возвращению. Я – нет. И снова лица детей. И эта фраза, преследовавшая меня в кошмарах.
Схватив за руку Жанит, я потащила ее к нашей избе, которую давно заняли другие, если судить по тому беспорядку, учиненному жильцами. Чтобы занять себя, чтобы избавиться от тяжелых дум, принялась за уборку.
В первую очередь я выкинула задержавшихся постояльцев. Они возмущались, но быстро поняли с кем имели дело, поэтому убрались подобру-поздорову. Относительно. Но это мелочи, не стоившие внимания.
На несколько дней я погрузилась в уборку. Жанит мне помогала. Она стала чаще отдыхать. У нее появилась отдышка, хотя старалась это скрывать, но от моего внимательного взгляда не укрылись изменения, произошедшие с подругой.
Старение – необратимый процесс, настигавший всех: векожителей и долгожителей. Когда-нибудь мы все умрем. И самое печальное то, что стариков, настоящих стариков, среди смертников не было. Они не выживали в ужасных условиях или на «прогулках». Жанит дожила до своего возраста благодаря моему заступничеству. Без защиты она не протянет.
Я попыталась вызнать что-нибудь о магах-отметниках. К сожалению, узнала немного. Они действительно жили некоторое время в нашем лагере, пользовались баней и избой, следили, чтобы мою подругу никто не обижал. Однако пробыли здесь маги недолго. Через месяц их перекинули в другое место. Куда – никто не знал.
Еще одной головной болью стала полуразрушенная баня. Когда я зашла туда, то ужаснулась от того беспорядка, который устроили смертники там. Под полками все было изгажено, в котле остатки гниющей пищи, паутина по углам и потолку, повсюду мусор, кости. Крыша прохудилась.
Ушла я, так ничего и не тронув. Зачем? Чтобы снова все испортили? Смертники сами заслуживали такой жизни. Они не пытались обустроить свой быт. Жили одним днем. Но мне ли их судить? Мы, правда, не знали, вернемся ли с «прогулки» или нет. Зачем обустраиваться? Чтобы потом жалеть? Чтобы этим пользовались другие?
Увидев баню, я поняла, что устала от такой жизни, и изменить ее у меня нет возможности. Можно лишь оборвать ее, но мысль о самоубийстве претила. Может, на «зимовку» пора отправиться? После нее мало народу возвращается. Вдруг и ко мне смерть будет благосклонна.
Жанит тоже видела, что вернулась я совсем другой. Иногда ловила ее задумчивый и печальный взгляд, но она ничего не говорила, ни о чем не расспрашивала, ни в чем не укоряла. Я тоже воздерживалась от расспросов, понимая, что последний год был самым тяжелым для нее.
По ночам я вспоминала детей. Нашу первую встречу, разговоры. Переосмысливала полученный опыт. И как-то раз пришла к выводу, что если бы не участь смертницы, то я выбрала бы стезю учителя. Мне нравилось делиться опытом и знаниями. Забавно наблюдать за работой мысли в детских головах.
Но наступало утро, и возвращалась реальность. В суровой действительности не было места для мечтаний, которым не суждено сбыться. Время, проведенное с волчатами, навсегда останется в моем сердце, как и сами дети, незаметно ставшие родными.
Что с ними? Как у них дела? Вопросы, подобные этим, мучили меня. И однажды не вытерпела. Я пришла к Надзирателю, проситься на прогулку, в Людерс. Это был пограничный город Аландара, единственное ближайшее место, где я могла раздобыть информацию о детях и о дальнейших планах вражеского государства.
Надзиратель был в приподнятом настроении, а потому дал добро. Не оттягивая времени, я быстро собралась в дорогу. Жанит застала меня, когда я укладывала скудные припасы.
– Далеко ли идешь? – спокойно поинтересовалась она.
– В Людерс, – последовал ответ.
– Значит, два месяца или больше, – с обреченностью в голосе прошептала подруга.
– Эй, – окликнула я ее. – Я умирать не собираюсь.
На мои слова Жанит ничего не ответила, но ее пристальный взгляд, все понимающий, сказал за нее. Тут, в лагере, каждый рано или поздно задумывался о смерти. Да, пусть сейчас я не собиралась умирать, но вот потом… Подруга видела это. Нет, она не осуждала, а молча приняла мое решение.
В этот раз не было долгих прощаний, шуток и смеха. Жанит так и не проронила ни слова, провожая меня.
С чувством вины покидала лагерь. Я приняла решение, позабыв о той, что зависела от меня. Ей не прожить без меня. А вот я… Мне не хватало детей. Я скучала по ним. И эта вылазка на вражескую сторону – жалкая попытка прикоснуться к волчатам, и если удастся, то помочь им.