— Ах, это ты, Розина, — сказал он. — А сама ты сейчас откуда?
— Увы, господин барон, — ответила девушка, едва сдерживая слезы, — я иду из замка Ла-Ложери, где госпожа баронесса приняла меня очень плохо.
— Как это так, Розина? Ты же знаешь, матушка тебя любит и оказывает тебе покровительство.
— В обычные времена — да, но не сегодня.
— Что значит «не сегодня»?
— Истинная правда! Всего час назад, никак не больше, она велела выставить меня за дверь.
— Почему же ты не попросилась ко мне?
— Я попросилась, господин барон, а мне ответили, что вас нет.
— Как?! Меня не было в замке? Да я только что оттуда, дитя мое! Как бы ты быстро ни бежала, тебе не опередить меня, за это уж я ручаюсь!
— Ах! Быть может, так оно и есть, господин барон: видите ли, когда ваша досточтимая матушка прогнала меня, мне пришло в голову пойти к Волчицам, но я решилась на это не сразу.
— А что ты собираешься просить у Волчиц?
Произнести это слово Мишелю стоило немалых усилий.
— То же самое, за чем приходила к госпоже баронессе: помощи моему бедному отцу, он очень болен.
— Болен чем?
— Лихорадкой — он схватил ее на болотах.
— Лихорадкой? — переспросил Мишель. — Какой, злокачественной, перемежающейся или тифозной?
— Не знаю, господин барон.
— А что сказал доктор?
— Эх, господин Мишель, доктор живет в Паллюо; меньше чем за сто су он и с места не сдвинется, а мы не так богаты, чтобы платить сто су за визит доктора.
— И моя мать не дала тебе денег?
— Говорю вам, она даже видеть меня не пожелала! «Лихорадка! — воскликнула она. — Ее отец болен лихорадкой, а она пришла в замок? Гоните ее прочь!»
— Этого не может быть.
— Я сама слышала, господин барон, уж очень громко она кричала; и потом, меня ведь действительно выгнали.
— Постой, постой, — заволновался молодой человек, — сейчас я дам тебе денег.
И он сунул руку в карман.
Но, как мы помним, все, что у него было, он отдал Куртену.
— Боже! — воскликнул он. — Бедное мое дитя, у меня нет ни су! Вернемся вместе в замок, Розина, я дам тебе сколько нужно.
— О нет! — ответила девушка. — Туда я не вернусь ни за что на свете. Нет! Тем хуже, раз уж я решилась, пойду к Волчицам. Они сочувствуют чужому горю, они не выгонят бедную девушку, у которой отец при смерти и которая просит помощи.
— Но… — нерешительно возразил молодой человек. — Но ведь они, говорят, небогаты.
— Кто?
— Барышни Суде.
— О! Я не денег пойду у них просить… Они не милостыню подают: Господь свидетель, то, что они делают, гораздо лучше.
— Что же они делают?
— Они приходят туда, где люди болеют, и, если не могут вылечить больного, поддерживают умирающего и плачут вместе с теми, кто остался в живых.
— Да, — ответил молодой человек, — так они поступают при обычной болезни, но если это злокачественная лихорадка?..
— А разве они на это посмотрят? Разве добрые сердца разбирают, заразная эта хворь или нет? Видите, я сейчас иду к ним, верно?
— Да.
— Ну так вот, подождите здесь, через десять минут я вернусь с одной из сестер: она будет ухаживать за моим отцом. До встречи, господин Мишель. Ах! Никак не ожидала такого отношения от госпожи баронессы: выгнать точно воровку дочь вашей кормилицы!
И девушка удалилась, а молодой человек не нашелся, что ей ответить.
Но кое-что из сказанного девушки запало ему в душу.
Она сказала: «Подождите здесь, через десять минут я вернусь с одной из сестер».
Мишель твердо решил ждать; упустив один случай, он хотел воспользоваться другим.
А вдруг случится так, что вместе с Розиной придет Мари?
Но можно ли себе вообразить, чтобы восемнадцатилетняя девушка, дочь маркиза де Суде, вышла из дому в восемь часов вечера и отправилась за полтора льё ухаживать за бедным крестьянином, больным злокачественной лихорадкой?
Это было не то что неправдоподобно, это было просто немыслимо.
Розина наделяла сестер достоинствами, которых у них не было, подобно тому, как другие наделяли их пороками, которых у них не было.
Да и можно ли поверить, чтобы набожная баронесса Мишель, приписывавшая себе все добродетели, какие только были на свете, повела себя в таких обстоятельствах прямо противоположно тому, как поступили две девушки, осуждаемые всей округой?
А если все произойдет так, как предсказывала Розина, не будет ли это означать, что именно сестры Суде и есть подлинные христианки?
Но, разумеется, ни одна из них не придет.
Молодой человек уже повторил себе это в десятый раз за десять минут, когда из-за поворота дороги, за которым исчезла Розина, показались две женские фигуры.