Выбрать главу

Сиверцева рассказала о своем недомогании. После тщательного осмотра доктор повесил фонендоскоп на шею и пожал плечами.

— Могу вас успокоить, ничего страшного. Давление в норме, хрипов не слышно, сердце работает отменно. Тошноты не было? Болей в животе?

— Нет.

— Очевидно, легкая простуда.

— Летом? — удивилась Сиверцева.

— А что вас так удивляет? Между прочим, летом простудиться гораздо проще, чем зимой. Особенно вот в такие жаркие дни. Организм, знаете ли, расслабляется, допустим, выпили холодного молока или ноги у колодца поутру промочили или еще что и вот вам, пожалуйста. Перепад температур сделал свое дело. Бывают еще осложнения запоздалые. Вы гриппом зимой болели?

— Да я, честно говоря, вообще никогда ничем не болела.

— Так не бывает, — не поверил доктор.

— Значит, бывает.

— Да нет же, такого просто не может быть. Каждый человек хоть когда-нибудь, хоть чем-нибудь, но должен переболеть, просто обязан. Хотя бы в детстве. Корью там, скарлатиной… Ну хотя бы ангиной.

Сиверцева лишь пожала плечами.

— Что?! Не было?! — изумился Поковский. — Ну и ну. В первый раз вижу человека, который никогда не болел. Ну, если уж на то пошло, раз вы столько лет провели в добром здравии, то уж теперь-то можно и похворать чуть-чуть. Но только чуть-чуть.

Доктор подошел к стеклянному шкафчику, вынул оттуда упаковку таблеток.

— Вот. Если температура снова поднимется, попринимайте аспирин. И советую держаться в тепле. Хоть и лето на дворе, но все же.

Сиверцева пожала плечами.

— А я, признаться, тепла не люблю. Ночью всегда при открытых окнах сплю, до самых морозов. Да и одеваться предпочитаю по-легкому. Зимой даже шарф не могу носить, слишком жарко, душит. А уж свитер или носки шерстяные…

Сиверцева постеснялась сказать всю правду. В последнее время она настолько страдала от чересчур теплой погоды, что не могла спать иначе, как абсолютно нагой, лишь укрывшись простынкой. В противном случае не спасали даже открытые окна, ей было слишком душно и уснуть она не могла.

Доктор задумчиво посмотрел на свою пациентку и потер рукой подбородок, теребя несуществующую бороду.

— Занятный вы человек, Наталья Савельевна, просто удивительный. Никогда не болели, холода не боитесь. Вы, случайно, моржеванием не занимаетесь? Может быть, в проруби зимой купаетесь?

— Ну нет, — Сиверцева рассмеялась. — Это было бы уж слишком.

— А что? Считается, что это отлично укрепляет здоровье. Хотя, конечно, лично я нырнуть в прорубь не рискнул бы. А знаете, Наталья Савельевна, я пишу научную работу, провожу, так сказать, исследования в области гематологии. Вы не будете возражать, если я возьму у вас кровь на анализ? Заодно проверим наличие вирусов и группу установим на всякий случай.

— Пожалуйста, — согласилась Сиверцева.

— Вот и отлично! Люблю иметь дело с образованными людьми. Местное население к моим исследованиям относится с недоверием, а бабка Агафья даже упырем меня называет. Вот закончу свою работу, тогда, может, и выберусь из этой дыры. Прошу прощения. Не хочу никого обидеть, но деревня меня гнетет, я человек сугубо городской. Ну, пойдемте в лабораторию.

Болтливый доктор задержал Сиверцеву в больнице до самого вечера. Впрочем учительница и сама не спешила. Муж снова уехал в рейс, а дочка обычно гуляла с приятелями допоздна.

Домой она возвращалась уже с заходом солнца. Издалека слышались звуки гармошки, сыпались озорные частушки. Свадьба гуляла вовсю.

В ближних дворах загавкали собаки. Уже открывая калитку, Сиверцева почувствовала на себе чей-то взгляд. Она обернулась и вздрогнула. Посреди улицы стоял крупный зверь. Несмотря на густые сумерки, Сиверцева сразу узнала его. Это был тот самый волк с рыжими пятнами за ушами, что встретился им в лесу при переезде и о котором ходило столько недобрых слухов по округе.

Сиверцевой показалось, что волк смотрит прямо ей в глаза. Поза его была напряженной, он словно ждал чего-то.

— Эй, ты! — тихо окликнула его Сиверцева. — Уходи.

К ее удивлению, волк послушался. Он попятился, потом развернулся и трусцой побежал вдоль по улице.

Сиверцева бросила тревожный взгляд на дом и вздохнула с облегчением. В половине дочери горел свет, Настя была дома.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Она притаилась под кустом черемухи, прислушиваясь к ночи. Все вокруг было странно знакомо и в то же время абсолютно чуждо. Она не знала, как оказалась здесь, в память врезался лишь стремительный бег сквозь ночь леса да огромный истукан на поляне. И это щемящее чувство страха, будто только что вырвалась из когтей смерти. И больше ничего, черная тревожная пустота.