- Нет, - остановила она меня, - я вам запрещаю.
Я терпеть не мог этих ее выкрутасов и не стал настаивать. Теперь нужно было поскорее увидеться с Аньес. За целый день мне ни разу не удалось остаться с ней наедине. В столовую она являлась последней, уходила первой, у себя в комнате запиралась. Казалось, я перестал существовать для нее. Мои беспокойство и озлобление час от часу нарастали. Под конец дня я едва сдерживался. Я решительно постучал в дверь ее комнаты. С мрачным видом и тревогой в глазах она отперла.
- Что вам?
- Могу я войти, Аньес? Всего лишь на минуту.
- Вас послала моя сестра?..
- Да нет же.
- Тогда входите быстрей.
Я вошел, не зная, зачем и что буду делать дальше. Едва за мной закрылась дверь, я обнял ее. Клянусь, я не хотел того, что произошло потом. Я был словно больной под наркозом: и видел, и слышал, но в каком-то другом измерении. Желание, как клинок, вонзилось в мою плоть. Если бы Аньес не закрыла мне рукой рот, я бы закричал. Я задыхался, был невменяем, изнемог, сердце бешено колотилось в груди. Я совершенно утратил власть над собой, и только одна мысль еще удерживалась в мозгу: "Она все обо мне знает... Видит меня насквозь... Она знает... Все знает..." Я открыл глаза. Ее глаза, подобно двум раскаленным звездам, были устремлены на меня.
- Бернар, - пролепетала она. - Ты пришел... Если б я знала...
- Ты жалеешь?
- Молчи!
Она водила руками по моему лбу, щекам. В этот миг она завладевала мной. Я замер, полностью отдавшись ей, позволяя изучать себя, прочитывать с помощью кончиков пальцев, проникающих сквозь кожу до самых потаенных моих мыслей.
- Слышишь? - спросила она. - Она играет...
- Да. Форе*.
______________
* Габриель Форе (1845 - 1924) - французский композитор и органист.
- Какой ты образованный!
Я повернул голову, чтобы лучше разглядеть ее. Она дотронулась губами до моих глаз и закрыла их. Ее дыхание было влажным, слегка пресным и сладким, вместе с ним наружу вырывалось пламя, таившееся в ее груди, от него дрожали мои ресницы; я же был не в силах распознать, что она ощущает в эту минуту. Да и не пытался. Наслаждение парализовало меня. Именно к этой женщине продирался я на ощупь сквозь погруженный во тьму город. Именно ради нее, не зная того, отправился в путь вместе с Бернаром.
- Она говорила тебе обо мне, так ведь? Сказала, что я полусумасшедшая, пыталась покончить с собой. Еще она сказала, что я бог весть что несу людям и радуюсь их страданиям. О, я знаю, что она обо мне думает. Она ревнива, ей хотелось бы, чтобы я всегда была в ее власти. Но что ты ей ответил? Нет, лучше не знать. Теперь мне будет больно.
- Как! - изумился я. - Ты не догадываешься?
- Нет, я еще не настолько опытна.
Я приподнялся на локте.
- Тихо! - шепнула Аньес. - Она наверняка подслушивает.
За дверью была тишина, та самая тишина, что сводила меня с ума. Аньес продолжала чуть слышно:
- Проходит гостиную, наклоняется к двери... все еще за дверью. Ступает она беззвучно, но я привыкла и чувствую ее присутствие. В этот момент она еще сильнее ненавидит меня, потому как знает: ты со мной.
Я слушал ее как зачарованный. Ломает комедию или действительно знает о том, что творится за дверью, обладая необъяснимым чутьем, этаким инстинктом зверей и насекомых, берущим верх над разумом?
- Вот сейчас... Слышишь? Она подошла к окну. Должно быть, высматривает ученика, хочет, чтоб он задержался - тогда она сможет подольше побыть у моей двери.
В прихожей раздался звонок, скрипнула половица.
- Сразу отпирать она не пойдет. Сделает вид, что ей нужно пройти через всю квартиру. Вот она в прихожей... Открывает... Ах, моя дорогая Элен!
Едва уловимая улыбка тронула ее губы. Взгляд, направленный поверх меня на стену, медленно перемещался, словно следуя за Элен из комнаты в комнату; улыбка обнажила ее зубы.
- Ничего ты не видишь, - сказал я. - Ты просто смеешься надо мной.
Она посмотрела на меня так, словно на ее постели лежал незнакомец, потом погладила меня по голове.
- Вот уже двадцать лет, как она ходит вокруг меня. Именно она, сама того не желая, приучила меня угадывать то, чего не замечают другие.
- Понимаю, - с надеждой сказал я. - Ты наблюдаешь людей и по их движениям, словам...
- Нет, совсем не так. Я вдруг начинаю видеть образы. Рядом с тобой, к примеру, как-то раз возник образ Жерве. Он витал вокруг тебя, словно пытаясь занять твое место. Мне очень нелегко объяснить. Часто бывает, я вижу тот или иной цвет. Или цветы. Белые цветы означают, что намерения данного человека осуществятся, красные, напротив, означают, что кому-то грозит опасность... Долгое время я понятия не имела, что все это значит... Думала: все такие, как я, и тоже видят. Но как-то раз после визита одной дамы я спросила у сестры: "Почему она с хризантемой в такое время года?" "Какая хризантема?" удивилась сестра. На следующий день та дама умерла. Так я поняла. Ты был заинтригован, да, Бернар? Она тебя убедила, что я лгунья, признайся. Это не так, а если я и лгу, то помимо воли - просто плохо истолковываю то, что вижу, это всегда возможно. Вот и тебя я не хотела бы беспокоить, но, думаю, лучше предупредить. Со вчерашнего дня я вижу возле тебя силуэт. Он нечеток, но это женщина. Не знаю кто... - Почувствовав, видимо, что я весь напрягся, готовясь дать отпор, она положила мне на лоб свою холодную руку, словно для того, чтобы успокоить. - Кажется, брюнетка... Ощущение такое, что она приближается. Может быть, она собирается написать тебе...
- Не знаю я никакой женщины, - резко перебил я. - Твой опыт слишком затянулся.
- Не обижайся, Бернар. Я часто ошибаюсь.
Она хотела обнять меня. Я оттолкнул ее и прошел в ванную. Я не мог больше выносить ее затуманенный взор и хриплый голос. Что до брюнетки, то вот уже годы, как я перестал мучиться из-за нее. Я был достаточно несчастлив с ней. И заплатил за все сполна. Пустив воду, я очень долго плескался. Вот и я, как и другие люди, что приходили сюда и бесхитростно выкладывали все о себе, чуть не попался. Зря, однако, Аньес надеется на мою откровенность, зря рассчитывает проникнуть в мое прошлое. Сначала подрасти, детка!
- И конечно, - с напускной веселостью громко сказал я, - эта женщина желает мне зла.
- Конечно, - ответила Аньес.
Глава VI
Внешне ничего не переменилось. Элен, как прежде, давала уроки музыки. Аньес принимала посетительниц. Сестры продолжали не замечать друг друга. Но все трое мы задыхались. Завтраки, обеды и ужины превратились в нестерпимую пытку. Сидя за столом, ломившимся от еды, мы походили на больных, утративших последнюю надежду. Элен украдкой приникала ко мне:
- Бернар, так не может продолжаться!
Аньес подстерегала меня у двери малой гостиной, увлекала к себе в комнату, и мы молча на краткий миг забывались в наслаждении, а потом часами, забыв о потухшей сигарете в углу рта, я мысленно прокручивал происходящее. По мере того как Аньес из отдельных штрихов составляла портрет Бернара, которого продолжала звать Жерве, хотя, возможно, уже не заблуждалась и на этот счет, я буквально физически ощущал приближение опасности. Поди-ка разберись! Я раздирался между желанием задушить ее и довериться ей; мое внутреннее сопротивление начинало сдавать, как каменная глыба, подточенная струей воды. В иные минуты я верил, что она действительно что-то видит, а в иные улавливал в ее близоруких глазах лишь хитрость. Кем я был? Свидетелем? Жертвой? Или тем и другим? Аньес притягивала меня, словно бездна. Мне было понятно, зачем все эти женщины приходили к ней: они одурманивались собственным горем. Я и сам был как наркоман. Сколько я ни твердил себе: "Все она придумывает. Пользуется тем, что люди рассказывают ей о себе, и время от времени попадает в точку", - сомнение, абсурдное, но неистребимое, угнездилось во мне. Как и все, я знал о существовании ясновидящих, но в том-то и штука, что Аньес об этом тоже знала. В шкафу у нее я видел множество книг на эту тему. Следовательно, она может без риска играть свою роль. Но зачем? Это было выше моего разумения.
Элен, мучимая подозрениями, следила за нами. Порой, чтобы подбодрить ее и убедить, что я прилежно стараюсь для нее, для нас обоих, я бросал ей мимолетные взгляды и улыбки. Она запретила мне переступать порог комнаты Аньес.