- Правильно. Сразу за поворотом налево.
- Ну все, я пошел, - сказал я. - Скоро одиннадцать.
- Второй завтрак будет в половине первого. Не опаздывайте, - бросила мне вслед Элен.
Я опрометью скатился с лестницы и побежал к набережной. По пути мне попадалось довольно много прохожих, я вглядывался в брюнеток, помня, что Жюлия чуть постарше Бернара и у нее овернский тип лица - довольно неопределенная примета. С чего начать? До того как признаться, что я выдаю себя за ее брата, я должен известить ее о смерти Бернара. Чтобы описать ей свое положение и завоевать ее симпатии, в моем распоряжении чуть больше часа. Ну что ж, ничего другого не остается. Дело мое швах. И какая сила в мире помешает Жюлии расплакаться при известии о смерти Бернара? Она явилась сюда веселая, улыбающаяся, а от моих слов лицо ее побледнеет, глаза станут красными от слез. Нет, все это безумие. Не знаю даже, зачем я продолжал двигаться по направлению к гостинице, настолько очевидным казалось мое бессилие что-либо объяснить. Пройдя поворот, я увидел вертикальную вывеску: "Отель де Бресс". Жюлия там! В полнейшей растерянности я остановился у входа. Конечно, я буду внушать ей, что Бернар приказал мне занять его место, но она почувствует, что это ложь. Если же я скажу, что мне хотелось освободиться от самого себя, избавиться от своего прошлого, от того испорченного, капризного, несчастного ребенка, каким я был, если я скажу, что моя жена утонула прямо на моих глазах и я намеренно не помог ей, если я признаюсь Жюлии во всем - в самых затаенных своих муках, в попытках что-то создать, в терзающих меня угрызениях совести, в своем несовершенстве словом, всего себя выставлю напоказ, почему это должно ее тронуть? Почему она должна стать моей сообщницей? Разве, напротив, я не внушу ей ужас?
Я двинулся дальше, прошел мимо регистратуры. Там, за кассой, между двух пальмовых деревьев в кадках, зевал портье. Я еще раз поставил перед собой вопрос: почему я все же занял место Бернара? В этот момент мне было необходимо выстроить еще один ряд причин - из-за Жюлии. Но их не было. Или скорее была целая россыпь мелких доводов, ничтожнейших мотивов: тогдашнее мое изнуренное состояние, отвращение ко всему, желание обрести крышу над головой, потребность в женской заботе и много чего еще, гораздо более необъяснимого и всесильного, чего мне самому никогда не разгадать. Жюлия не поймет. У нас не было времени сделать шаг навстречу друг другу. И в то же время я не преступник - я это отлично чувствовал. Небольшое усилие, пустяковый рывок - и я могу стать великим человеком. Увы, мольбы мои будут напрасны... Тем хуже! Раз уж все равно пропадать, отчего не попробовать?
Я вошел. Портье рассеянно взглянул на меня.
- Мест нет.
- Мне не нужна комната. Я хотел бы видеть мадемуазель Прадалье.
- Номер пятнадцать. Третий этаж по коридору налево. Лифт не работает.
Портье смахивал на полицейского; мой необычный наряд и наружность молодящегося старика задержали его невыразительный, но цепкий взгляд. Оробевший, с подступающей к горлу тошнотой, раздавленный, я поднялся по лестнице. Второй этаж. Третий. Было четверть двенадцатого. Вот и номер пятнадцать. На память пришли слова Аньес: "Женщина, которая желает вам зла", и рука моя бессильно повисла на полпути от двери. Сейчас моя авантюра кончится. Бернар уберег меня от голода, плена. Но уберечь меня от Жюлии не в его силах.
Я постучал тихо-тихо, надеясь, что она не услышит и я смогу уйти.
- Войдите!
Я толкнул дверь и сразу же узнал ее: похожа на Бернара, такая же крепкая, около уха бородавка.
- Жюлия, - пролепетал я.
Она сделала несколько неуверенных шагов, затем протянула ко мне руки и воскликнула:
- Бернар! Бернар! Если бы ты знал, как я тебя ждала, Бернар!
Она кинулась ко мне, уткнулась мне в плечо. Заплакала.
- Бернар! Мой бедный Бернар!
Я закрыл глаза и сжал челюсти - сильнее, еще сильнее, - потому что комната вдруг поплыла у меня перед глазами.
Глава VII
Я просто грезил наяву! Женщина, что подкрашивалась у зеркала над умывальником, была Жюлией; она говорила со мной о Сен-Флуре так, словно я и впрямь был Бернаром, и не желала замечать ничего, кроме своих слов, которые оставались для меня пустым звуком, но ранили сильнее, чем упреки. Прихорашиваясь, она улыбалась, отыскивала перчатки.
- Если бы ты знал, как я переживала нашу размолвку, Бернар! Но теперь все позади. Больше ни слова об этом. Ты здесь, это главное... Возьми сверток - это тебе для восстановления сил. Удалось достать порядочный кусок свинины и яйца. И барышням твоим будет полегче! Поздравляю тебя с такой "крестной" - она держится с удивительным достоинством! Поделилась со мной вашими планами... О! Не более чем намек, но такие вещи понимаешь с полуслова...
Не переставая говорить, она подтолкнула меня к выходу, заперла дверь на ключ. Она была вульгарна, от нее пахло парикмахерской, мне было не по себе, словно она и в самом деле моя сестра. И в то же время в состоянии того отупения, которое при всех важных житейских поворотах находило на меня, придавая мне вид человека со всем согласного, тогда как в глубине души я изо всех сил сопротивлялся, я был не способен ни говорить, ни протестовать. В эту минуту я отказывался быть Бернаром, слышать "ты" из уст этой женщины; мне хотелось крикнуть ей: "Вы отлично знаете, что я не ваш брат!" Вместо этого я шел рядом с ней; она держала меня под руку и все говорила, говорила, да с такой неподдельной веселостью, что я только диву давался. Собираясь открыть ей истинное положение вещей, я мобилизовал все силы и теперь был совершенно сломлен: во рту пересохло, в горле стоял ком. Вдобавок я почувствовал нечто вроде постыдного облегчения, словно только что вступил с этой незнакомой тараторкой в какой-то бесчестный сговор. Мне и тут повезло. Я не понимал, что тому причиной, но ощущение благополучного исхода, которое охватило меня, было сродни тому, что я испытал, когда Аньес ночью впустила меня в дом.
- Жюлия, - начал я, - позволь мне...
- Не благодари меня, мой милый Бернар, что тут особенного? Конечно, я собрала твой чемодан наобум. Наверняка забыла положить целую кучу вещей. Взять хотя бы твой будильник, тот, что ты выиграл в финале соревнований на кубок Фабьена.
Возможностей поймать меня у нее было предостаточно; я был в ее власти. Бернар ни словом не обмолвился о кубке Фабьена. Однако, по всей видимости, в ее намерения не входило расставлять мне сети.
- Деньги в бумажнике... - продолжал я.
- Вернешь потом. Это от нас не уйдет. Могу же я одолжить тебе... хоть раз в жизни!
Мне казалось, я веду двойное существование, и это меня добивало. Но самым поразительным и с каждой минутой все более тревожным было поведение этой женщины - то, с какой непринужденностью она держалась со мной, как беззастенчиво прижималась ко мне... Так, видно, и положено вести себя сестре! Голова моя раскалывалась под натиском разноречивых мыслей, я был уверен, что в конце долгого неясного пути, на который я вступил по милости Жюлии, мне грозит еще более страшная опасность.
- Хорошо ли они к тебе относятся? - поинтересовалась она. - Малышка смахивает на ведьму.
- Они очень предупредительны... Сколько ты думаешь пробыть здесь?
- Хотелось бы подольше, но в моем распоряжении всего три-четыре дня. Занимаясь торговлей, себе не принадлежишь... Ах да, ты же не в курсе. У меня теперь небольшая бакалейная лавка. Дела идут неплохо. На жизнь хватает, чего еще!
Любое ее слово, любая интонация покоробили бы Элен. И она собиралась жить вместе с нами!
- Должен предупредить тебя: у Элен довольно сложный характер. Прежде она была богата. Теперь вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь... Ты же понимаешь. При ней лучше не распространяться о твоей лавке и делах.
- Буду вести себя тактично, - пообещала Жюлия. - К тому же подобные люди на меня не действуют.
Мы пришли. Элен ждала нас на лестничной площадке. В темном костюме она выглядела весьма элегантно. Аньес с массивным золотым браслетом на запястье выглядывала из-за ее спины, улыбкой встречая поднимающуюся Жюлию. Моя семья! Я с трудом дышал.
- Лестница дает себя знать, - пробормотал я. - Что делать! Старею.
Мы вошли, дверь квартиры захлопнулась. Я был один с тремя женщинами, которые держали мою судьбу в своих руках и в любой момент могли погубить меня. Ничего другого мне не оставалось. Я принадлежал им.