- Брюнетка - это, конечно, ты. Тебе не кажется?
- Может, и так, - пробормотала Жюлия. - Девятка пик - болезнь. Эта женщина рискует заболеть... Не берусь ничего утверждать. Во всяком случае, с ней может что-то произойти... Бубновый король - какой-то военный... Больше ничего не разобрать.
- Да уж, брюнетка, военный... Все это не очень ясно.
- Десятка треф... Опять деньги.
Аньес, с коленями забравшись на стул, внимательно наблюдала за нами. Глаза ее были полуприкрыты веками, как у человека, пытающегося разгадать полный намеков разговор.
- Дама червей... тебя кто-то любит... Трефовая дама... это могла быть твоя жена, будь ты женат.
- Элен, - вставила Аньес.
- А дама червей - это, конечно, вы, - заметил я.
- Все это совершенно бессмысленно, - буркнула, покраснев, она.
- Разумеется! - подхватила Жюлия. - Смысл раскрывается позже.
Мы забыли, что речь шла лишь о том, чтобы убить время. Мы были в напряжении, как игроки, рискующие состоянием, а может, и кое-чем покрупнее.
- Пики, пики... - вновь заговорила Жюлия. - Бедный мой Бернар, ты со всех сторон окружен пиками. Семерка - неожиданность, но неприятная, особенно когда она выпадает мастью вниз. И последняя карта - семерка треф - деньги.
Жюлия собрала все семнадцать карт и разложила их небольшими стопками в виде креста.
- Сейчас узнаем, что нас ждет в ближайшее время, - объявила она.
Одну за другой вынимала она карты из центра креста.
- Трефовый король... Семерка пик... Семерка бубен... Дома тебя ждет неожиданность.
- Нельзя ли поточнее? - попросил я.
- Нет. Кажется, тебя ждет неприятное известие.
- Так я и думал.
Аньес недоуменно обернулась ко мне, затем вновь сосредоточилась на картах.
Продолжайте, - сказала она. - Что будет дальше?
Жюлия посмотрела карты, лежащие слева, справа, снизу, сверху от центра креста.
- Пиковая дама, девятка пик, бубновый король, трефовый валет... Понятно, - скорчив гримаску, сказала она. - Военный причиняет зло брюнетке. Вообще-то он не один. Этот валет не внушает мне доверия!
Внезапно тыльной стороной руки Аньес смела карты, и они посыпались на пол.
- Смешные вы оба. Не нравятся мне ваши недомолвки. Если вам нужно что-то сказать друг другу, я уйду.
- Недомолвки? - удивилась Жюлия.
Но Аньес не хотела больше ничего слышать. Она поспешно вышла.
- Странная девушка! - воскликнула Жюлия.
Затем, обнаружив, что мы остались наедине друг с другом, она тоже встала, но сделала это так медленно и настороженно, словно я был каким-то пресмыкающимся, которое от любого ее движения могло прийти в ярость. Я неторопливо двинулся в обход стола.
- Оставайтесь на месте, - приказала Жюлия.
Она быстро огляделась, прикидывая, как улизнуть.
- Даю вам слово, Жюлия, вам нечего бояться.
- Еще один шаг, - сказала она низким голосом, - и вам будет худо.
Не спуская с меня глаз, она попятилась к коридору.
- Но, Жюлия... вы ведь понимаете, что нам необходимо поговорить.
Она достигла двери и медленно закрыла ее за собой. Устремленный на меня глаз сверкнул напоследок, и медная ручка бесшумно повернулась.
Повсюду в беспорядке валялись карты, словно это притон, где только что произошла драка. Я с отвращением собрал их. Как и Аньес, только лучше, чем она, понял я недомолвки Жюлии. Она ошибалась, думая, что эти завуалированные намеки могут удовлетворить мое любопытство. Я устрою так, чтобы Аньес с Элен куда-нибудь вместе вышли. Затем, если понадобится, выставлю дверь ее комнаты. Постучусь, если надо. Но она заговорит, клянусь господом, как миленькая заговорит...
Чтобы успокоиться, я поднял крышку рояля и, положив ладони на клавиши, долго сидел так, мысленно исполняя произведения Альбениса* - столь безмятежные в их полном отчаяния отрицании. К чему все эти метания, этот натиск, эти подскоки! Я погиб!.. Впрочем, мне уже не впервой сдаваться без боя.
______________
* Исаак Альбенис (1860 - 1909) - испанский композитор, пианист.
Было чуть больше четырех часов дня. По коридору на кухню прошла Элен. Собиралась приготовить чай. Ходил кто-то еще - мне бы прислушаться, но я пребывал в одном из тех состояний, когда хочется лечь на землю и ждать смерти. Ни с кем не столкнувшись, я вошел к себе; мне тут же бросилось в глаза, что створки алькова не полностью притворены.
- Кто здесь?
В тот же миг в столовой послышались голоса трех женщин. Я был смешон. В то время как они, по крайней мере с виду, пытались найти общий язык, я, как мальчишка, вообразил, что кто-то забрался в альков. Я раскрыл створки, на кровать упал дневной свет, я остолбенел. Ошибки не было. Там кто-то побывал. На подушке лежала маленькая фотокарточка - мне не нужно было брать ее в руки, чтобы разглядеть, кто на ней изображен. Это был Бернар. Фотокарточка с удостоверения, похожая на те, что он показывал мне в лагере. Перед тем как уйти на фронт, он спешно снялся. В то время волосы у него были подстрижены ежиком. Бернар! Я опасливо дотронулся до карточки. Кто побывал у меня в комнате?.. Кто давал мне понять, что я раскрыт?.. Кто, как не Жюлия?.. Она прекращает игру, поскольку чувствует себя в опасности. Представляет доказательства, что сила на ее стороне. Достаточно взглянуть на это фото, чтобы убедиться в сходстве брата и сестры. Второе фото в комнате Элен. Третье - у Аньес. Все кончено!.. Возможно, это последняя ее хитрость. Она не станет даже доносить на меня. Вместо нее это сделает Бернар. Мой бедный Бернар! Единственный, кто когда-либо верил в меня. Единственный мой друг.
Я сунул карточку в бумажник и вытер о покрывало вспотевшие ладони. Лучше сразу удостовериться. Я на цыпочках прокрался по коридору к комнате Элен и приоткрыл дверь. На постели ничего. Вернулся, обошел столовую и пробрался к Аньес. Тоже ничего.
- Бернар! - Это звала Элен. - Бернар! Идите пить чай.
Глава IX
Все были в сборе: намазывали хлеб маслом, улыбались, были дружески настроены, меня встретили очень благожелательно.
- Вы что же, спали? - спросила Аньес.
- Так, думал о разном.
- За ним всегда водилась рассеянность. Когда он был маленьким, за ним приходилось ходить в детскую. Вечно сидел, уткнувшись в журнал с картинками.
Ну не сволочь ли! Ложь слетает с ее уст, как цветы.
- Должно быть, ребенок он был непростой, - за метила Элен. - Вам, как старшей, было с ним нелегко?
- Еще как, - очень серьезно отозвалась Жюлия. - Не хотел трудиться.
- А успевал ли он по музыке?
Прежде чем ответить, Жюлия обмакнула тартинку в чай и откусила от нее.
- Не так чтобы очень. Его преподаватель часто на него жаловался.
Мне казалось, я слышу голос матери. Мальчиком я примерно раз в неделю появлялся перед ярко накрашенными дамами, которых она приглашала на чай, и они точно таким же тоном говорили обо мне, а я стоял перед ними, понурив голову, и мне не терпелось поскорее уйти.
- Вы молодец, - сказала Элен, обращаясь к Жюлии.
- Не хвалясь скажу: в том, что он стал таким, есть и моя заслуга, вздохнула та.
- Может, поговорим о чем-нибудь другом? - предложил я. - Я никогда не был силен в искусстве благодарности.
Аньес одобрительно хмыкнула и подвинула ко мне сахарницу.
- Жюлия предупредила вас, что собирается уехать завтра утром?
- Нет, - воскликнул я. - С чего такое изменение в программе?
- Предпочитаю дневной поезд, - объяснила Жюлия.
- Но он же очень поздно прибывает на место, - возразила Элен.
- Что поделаешь!.. Мне так больше нравится.
Вот откуда эта разрядка! Жюлия выходит из игры. Уезжает неожиданно, чтобы помешать мне перейти в наступление.
- Жаль, - вежливо обронила Элен.
- В котором часу у тебя поезд? - осведомился я.
- В половине седьмого утра.
- Экая рань! - вставила Элен. - А ведь вам придется выйти из дому как минимум за час до отъезда. Поезда переполнены.
- Возьму такси.
- Не найдете. Их очень мало, да и те все заказаны заранее.
Спокойствия у Жюлии, казалось, поубавилось. Она чуть было не взглянула на меня, но нагнулась над чашкой, сделав вид, что размышляет.