Игра слов в русском языке — «искупление»/«оскопление» — передает метафизический смысл искупления скопцами первородного греха. Согласно этой вере, первые люди были бесполы, то есть не имели детородных органов. Зато они обладали полной свободой, не смея лишь касаться древа познания. За сие прегрешение Бог тяжко покарал Адама и Еву, оставив на их телах словно копии древа: ствол-пенис и яблоки-груди. Избавить человека от первородного греха можно только путем хирургического вмешательства, то есть обрезав грешные члены. Операция эта совершалась раскаленным железом и именовалась «огненным крещением», «посажением на белого коня» или «печатью». Различали «малую печать» (отрезание яиц мужчинам и сосков женщинам) и «царскую печать» (отрезание пениса у самого основания, грудей «до самой кости»). Женщинам вырезали также срамные губы, что вело к срастанию влагалища. На старых полицейских фотографиях обнаженных скопцов (вот они, передо мной!) трудно отличить женщин от мужчин. И правда, бесполые ангелы.
Проповеди Селиванова нашли отклик. Вскоре посыпались донесения. Тут и там обнаруживались новые скопцы. Их «корабли» возникали словно грибы после дождя… в Орловской, Калужской, Курской, Тульской, Тамбовской, Московской, Петербургской губерниях. Оскопляли себя крестьяне, солдаты и купцы, сельские кумушки и мещанки. Вскоре оказалось, что образ жизни скопцов, в частности сухой закон, вегетарианство, приносит доход. Богатые «корабли» подкупали полицию, занимались бизнесом, имели влияние при дворе. Старец Селиванов триумфально вернулся из краткой сибирской ссылки в Петербург, его привечали в высших сферах, подобно тому как столетие спустя другого старца — Распутина. Затем конъюнктура меняется, скопцов начинают преследовать, ссылать, истязать. Селиванова сажают в суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь, где он попадает… на «корабль» нашего соотечественника, о котором ниже. Несмотря на репрессии, секта развивается, и новые «корабли» возникают в самых невероятных местах — в кронштадтском гарнизоне морской пехоты, в 95-й роте на Кавказе, в соловецких казематах… Да и здесь, на Соловках, можно обнаружить следы последних скопцов — в архивах СЛОНа.
Российский культуролог замечает: «Наличие пола, секса, сексуальности — единственное, что мешает установлению мировой справедливости. Не отказ от собственности, а отказ от пола дает ключ к новому миру».
О содержавшемся на Соловках в 1794–1801 годах поляке-скопце Юзефе Еленском, авторе теократически-скопческой утопии, мы знаем немного, особенно о досоловецкой его судьбе. Одни писали, будто он был камергером короля Станислава Августа, другие утверждали, что Еленский вел закулисные переговоры с Костюшко, третьи относились к нему пренебрежительно, полагая «бездомным польским интеллигентом, пытавшимся разбогатеть любой ценой». Что касается оценки роли Еленского, мнения историков расходятся: одни считают поляка первым русским революционером, а его трактаты «вершиной прогрессивной мысли XVIII века», другие называют мистиком и безумцем. Рассмотрим же немногие известные нам факты.
Юзеф Еленский (1756–1813) происходил из-под Минска, из обедневшей шляхетской семьи. После смерти родителей он продал остатки имения, деньги быстро проиграл, после чего приехал в Петербург. Чем он там занимался? Трудно сказать. Спекулировал, торговал, играл… Возможно, участвовал в заговорах. Случалось, по несколько дней голодал. В мае 1794 года был арестован по доносу капитана Цыбульского. Среди бумаг, конфискованных во время обыска, обнаружились изданные в Кракове прокламации по поводу отмены барщины. Чтобы избежать смертной казни, поляк обратился в православие, принял имя Алексий, после чего был сослан на Соловки, под суровый надзор. Здесь (в келье) он написал свою знаменитую «Благовесть к Израилю российскому», потрясшую архимандрита Иону своей наглостью. Ни больше, ни меньше, Еленский требовал, чтобы царица Екатерина отреклась от трона, ибо «в противном случае вся Россия умоется кровью». Интересно, что «Благовесть», сочетая лозунги польских манифестов и пугачевских воззваний, была написана в стиле старообрядческой грамоты, с явными мизогинистскими акцентами. Здесь же на Островах Еленский оскопил себя…