Масленица кончается в воскресенье — Прощеное. Православные просят друг у друга прощения, в ноги один другому валятся, поклоны земные бьют. Остальные посматривают, недоверчиво, искоса… как-то непонятно… постороннего человека прощать? А некоторые еще гуляют, позабыв о божьем мире, а может, и сам божий мир уже о них запамятовал? О таких раньше говорили в России, будто они «немецкую масленицу» справляют — пьют в пост.
«Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий пост. Розовые занавески, с охотниками и утками, уже сняли, когда я спал, и оттого так голо и скучно в комнате. Сегодня у нас Чистый понедельник, и все у нас в доме чистят» — так начинается «Лето Господне» Шмелева, одна из прекраснейших книг русской эмиграции. Мне дал ее отец Иосиф несколько лет назад, перед первым моим Великим постом на Соловках, чтобы я знал, как в России постились. Сам он тоже многое из нее почерпнул и теперь читает во время поста в келье. Потому что Иван Сергеевич ту Россию умел запечатлеть, как никто другой. Прав был философ Ильин, когда писал о Шмелеве, что так можно творить только в келье, в молчании прозрений, ибо только в одиночестве видишь все — и вдаль, и вглубь…
«В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, “кресты” на Крестопоклонной… мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар — лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва… А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам… а кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то “коливо”! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а… великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками… а моченые яблоки по воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая “рязань”… а “грешники”, с конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!.. Неужели и там, куда все уходят из этой жизни, будет такое постное!»
Философ Ильин назвал творчество Шмелева кельей, в которой писатель уединялся в Париже, оттачивая в словах ту Россию. Спустя полвека соловецкий монах читает Шмелева в своей келье, чтобы ее увидеть.
Иностранные путешественники дивились суровости русских постов. Доминиканин Иоганн Фабри писал в свое время: «…мы были так потрясены, что, охваченные восторгом, казались лишенными ума, поскольку сравнение наших христиан с ними в делах, касающихся христианской религии, производило весьма невыгодное впечатление». Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха, прибывший с отцом в Москву в 1656 году в связи с реформой обрядов в русской Церкви, сетовал: «В этот пост мы переносили с ним большие мучения, подражая им против воли, особливо в еде: мы не находили иной пищи, кроме размазни, похожей на вареный горох и бобы, ибо в этот пост вообще совсем не едят масла. По этой причине мы испытывали неописуемую муку…» А Невилль, иезуит, заметил скептически, что русские надеются прорваться в рай, заморив себя голодом. Из того, что пишут иностранцы, следует, что ни один не пытался понять смысл здешних постов и их порядков. Взять хотя бы Массона, который, прожив восемь лет в России, уверял, будто великопостное меню здесь допускает… рыбу. И сегодня нам мало известно о православных постах, более того, сами русские спорят о деталях обряда — ведь столько лет не соблюдали. Так что, вероятно, стоит об этом поговорить.