Останавливаемся напротив колхозных складов в Нижней Золотице. Древнейшее поселение на Зимнем берегу, конца XVI века. Пример характерного для Поморья «звездчатого» плана деревни, объединившей несколько небольших сел, и типичной, прибрежно-рядовой планировки. Кое-где сохранились также полустертые следы богатого прошлого — огромные дореволюционные дома — деревянные, с причудливыми резными фасадами, затейливыми крылечками. Но доминирует халтурный колхозный стиль: волнистая жесть, толь, шифер, кирпич. И повсюду, насколько хватает взгляда, валяется железный лом, отходы и мусор. В основном бочки — тысячи ржавых бочек от нефти, бензина и масла, которыми буквально усеяно побережье Белого моря, особенно вблизи человеческих поселений. Не только пустые, попадаются и полные, дармового топлива тут масса. Но что там бочки с топливом — здесь и целые тракторы можно отыскать — брошенные спьяну прямо в грязи, в песке. Они лежат на пляже, словно останки допотопных животных, пожираемые коррозией, разъедаемые морской солью. Каждый раз, стоит нам бросить якорь, Вася с Лешей тщательно обследуют местные завалы и нередко возвращаются с добычей. Одной только медной проволоки уже с полверсты набрали, а найденных по пути деталей хватит на новый мотор. Экспедиции свои они называют «захватом», а добычу — «приватизацией» — видимо, влияние телевидения, эпатирующего в последнее время зрителей российскими реформами и мародерством в Чечне…
Но в Зимней Золотице мы наблюдали разбой в масштабах, которые заставили парней позабыть о своих помойках, — настолько фантастическое было зрелище. На косе, в устье реки торчала выброшенная приливом баржа. Как потом выяснилось, перепивший капитан не вписался в фарватер. На барже — продукты для колхоза, в том числе на зиму — сахар, мука, масло, консервы и — водка! Весть о водке облетела деревню, словно искра. Невзирая на шторм, мужики кинулись к лодкам. Ясное дело, не спасать провиант, а по-шакальи, за добычей. Тем временем баржа перевернулась и люки стало заливать. Время поджимало, начинался прилив. Мужики ворвались на палубу, в море полетели мешки с сахаром, с мукой, какие-то коробки, ящики — лишь бы до водки добраться. Кто-то упал в воду, кого-то придавило. По берегу, заламывая руки, бегала толстая женщина. Директор магазина, заведующая колхозными складами. Наконец отыскали водяру. Началась драка. Каждому хотелось унести целый ящик, а люки маленькие — едва один человек пролезает. Несколько коробок утопили, несколько физиономий разбили в кровь, прежде чем одумались и стали грабить в порядке очереди. После чего разбежались на лодках, словно призраки, и кабы не плавающие вокруг баржи обрывки картона, все это показалось бы литературным сюжетом, а не реальным эпизодом.
Потом запили, вусмерть, до поросячьего визга. Золотица загуляла. Ночью шторм стих, на море поднялся туман, вошел в устье и расползся по деревне. Липкое, серое месиво, наполненное стонами и скулежом, что неслись над водой. К утру туман осел, обнажив похмельную действительность. В реке — пустые бутылки, остатки ящиков, подожженный матрас, куски пенополистирола, перевернутая деревянная лодка, новехонькие сети, размокшая пачка «Беломора», пластиковые солнечные очки, распоротый ватник, красный бакен, первая полоса «Правды Севера», дохлый пес, пятна нефти… Мы подняли якорь.
Взяли курс на юго-запад, собираясь пересечь залив Двины и добраться до Жижгина, откуда до Соловков рукой подать. На высоте мыса Вепревского оторвались от Зимнего берега. Горло осталось позади. Мы шли под парусами, досыпая по очереди. Во время моей вахты к «Антуру» подошло стадо белух. Пару верст они следовали по пятам, похожие на надувшиеся белоснежные наволочки, что полощет прачка. Напротив дрейфовали балки от разбитых плотов, которыми сплавляют по Двине лес. На одной, словно в трамвае, сидело пять чаек. Время от времени показывалась ладная головка любопытной нерпы или тупая башка морского зайца, погнавшегося за стайкой сельди. Иногда над самой водой пролетали дикие утки или — высоко, едва различимый против солнца — журавлиный клин. И — ни души, до самого горизонта. Не доходя до Жижгина, мы свернули на запад. Там, вдали, сверкающим миражом мерцал Анзер…