Шучу, конечно! Или сам себя переключаю на «боевой режим». Ну, какой, к чёрту, ассортимент, когда из-за каждого стеллажа на тебя может броситься либо урка, либо синяк? Нет, все лишние мысли пока прочь. Внимательно следим по сторонам…
– Бля-я-я-я-я-я! Что?..
Сзади! Грохот, крик. Стон. Бульканье.
Обернулся. Пока добежал – всё почти закончилось. «Ижак» лежит, прижатый к полу синяком. Ружьё из рук не выпустил, но ствол смотрит в сторону. А то, что сверху копошится на «Ижаке» именно синяк – это я скажу уверенно даже в том скудном свете, что льётся из приоткрытой двери. Синего лица мне не видно. Но запах-то я чувствую. Не запах! Вонь. Как в морге на ацетоновой фабрике, простите уж мне такое нелепое сравнение.
Похоже, синяк подкараулил жертву, бесшумно появился откуда-то сбоку, из тёмного прохода, и сразу на горло бросился. Надо же! А ведь и я прошёл там минуту назад. Чуть замешкался бы я, или у порога остался… Был бы на его месте сейчас, с перегрызенным голом.
Пятно крови растекается по полу. «Ижак» хрипит в агонии. «Синяк» терзает его без единого звука. Рядом стоит Тим с занесенным для удара мечетеобразным «ужоснахом», но ударить не решается. И я бы не решился – уж очень близко, как любовники в объятиях (прости Господи, какая дурь в башку порой лезет!) – переплелись эти двое. Я тоже выстрелить сейчас не рискну. Простите!
Благо, уже топают по проходам остальные.
«Лесник» пинком отделяет «синего». Быстро наводит ствол карабина. Четко в голову. Сухой треск выстрела. Облако крови, костной ткани и вещества мозга создаёт причудливое пятно на полу. Достаётся и стеллажам у входа – батончики какие-то, презервативы, жвачка... Не думаю, что мне вскоре захочется сникерсов.
Кто-то рядом блюёт. Сосед закуривает. Я тоже хочу сигарету. Жаль, что я не курю.
36. Сосед. Страшные цифры. Судьба Анатолия.
Я добежал, когда почти всё закончилось. Упёрся в спины мужиков – Иван Палыч, Влад и безымянный пока старшина перекрыли мне весь обзор, столпились над трупом и… полутрупом.
Нападавший, «синяк», которому снесло полголовы выстрелом в упор, был явно и окончательно мёртв. Тот, на кого напали, мужик с двустволкой, был ещё жив, но явно не надолго. Он хрипел, и с каждым хрипом пузырилась кровь из перекушенной гортани.
– Он скоро отойдёт. Помогать бесполезно, будь тут хоть вся палата интенсивной терапии, – это Палыч, лесник, изображает Вангу. – Эх, Толя, Анатолий… Прости, отчества твого не знаю… Не уберегся. И мы не уберегли.
Без паузы, без поворота головы, но уже явно к нам обращаясь:
– А вы близко не подходите. Пять минут, семь от силы – и он обратится. Станет такой же синий. И на людей бросаться будет так же. Ни страха, ни боли не чувствуя. Тут уж один способ проверенный – пуля в голову. Ничего другое «синих» не берёт. Уже знаем. Сутки… Сутки боремся с заразой.
– Сколько? – коротко спросил я.
– Много, Витя, много. Люди целыми семьями обращались. Точно не скажу, но только на нашем участке полсотни. Это кого нашли и упокоили. А сколько не нашли ещё? А участков сколько?
– И сколько?
– Тридцать участков в городе Златоусте. Так мы вчера поделили, на квадраты, на районы. На дачные кооперативы. Мы – это милиция, МСЧ и самооборона, вроде меня.
– Полторы тысячи…
– Это без военных, Витя. Военные блок-постами на трассе стоят. Это их стрельбу вы ночью слыхали. Мы-то так густо не стреляем, мы-то одиночными. А сколько у вояк на счету – я тебе не могу сказать, они мне не отчитываются.
– А кроме Златоуста? Что вообще слышно?
– Да везде то же самое. В Челябинске, понятное дело, больше. В Миассе меньше. Если тебе цифры так интересны – могу только сказать свой примерный подсчет: минимум один процент населения. Минимум! Но скорее – всё куда серьёзней… Стой! Началось. Отходи!
И правда, «полутруп» незадачливого Анатолия начал оживать. Кровь уже не хлестала из перекушенного горла. И ружьё было отброшено за ненадобностью. Тому, кем становился сейчас бывший Толя, уже не нужно было оружие. Он и без него был смертельно опасен.
«Труп» дёрнулся раз, и другой, и ещё. Согнулся в поясе, подтянул ноги, начал подниматься. Дыхания не слышалось, только скрип суставов – немолод был мужик.
Странно запрокинулась голова – не как бывает у живых. Закатившиеся глаза шарили по сторонам, останавливались на нас. Ни проблеска разума, ни капли человеческого в них уже не было. Только адская целеустремленность. Мертвяк наводился на нас, живых, как наводится боеголовка ракеты. Механически и неотвратимо.