Деревня, перепуганная волчьим, свирепым воем, повыскакивала, чуть ли не вся на улицу Снежницы. Повыскакивали все немцы из танков и домов селян. Сам полицай Хлыст, такой же напуганный воем выскочил наружу. Ему приснился страшный сон. Словно его раздирают волки, и он подлетел с комендантского стула в кабинете Когеля. Здесь были все старики и старухи Снежницы. Среди ночи все перепугано и растерянно смотрели в сторону Волчьего хутора. И на надвигающуюся ночную летнюю грозу. Хлыст стоял с охранниками автоматчиками возле штаба немцев. И также как и все смотрел в сторону болотного леса. Все понимали, что что-то происходило там. Перед самой грозой. Там на самих болотах. Там выли бешенным волчьим воем волки, волки которых никто даже из селян толком и не видел. Этот жуткий волчий вой привел всю деревню в сплошной взбалмошный кипеш. Все знали про легенды о тех местах, откуда никто никогда не возвращался. Знали еще от предков стариков про топкие лесистые заваленные буреломами берез и сосен болота. Все стояли, слушая этот сумасшедший кошмарный жуткий волчий вой, глядя на наползающую, на тот лес черную ночную переполненную дождем тучу. Сверкали молнии, и громыхал гром, заглушая раскаты где-то там, на фронтовой линии соприкосновения немецких и советских сил грохота перестрелок и боя. Пока Хлыст стоял, как и все глядел в сторону болот и Волчьего хутора, мимо комендатуры в этот момент быстро, почти бегом шла местная селянка Симка Пелагина. Она, босиком по поселковой дороге, спешила от колхозного амбара к себе домой. Она, подхватив своего руками увязавшегося за ней единственного теперь на всей деревне петуха Тимошку, бегала к арестованной фашистами и запертой там до рассвета тетке Варваре и Пелагеи с харчами, чтобы покормить, хотя бы их там всех вместе с их детьми. Скоро их должны были за связь с партизанами повесить всех или расстрелять перед всей деревней по приказу оберполковника Гюнтера Когеля. Следом за Симкой Пелагиной по дороге также почти бегом и торопясь, шла Мария Кожуба. И она подошла к Хлысту.
— Хлыст — спросила она напуганная и этим воем и пропажей своего Серафима — Ты Серафима не видел?! Он ведь с вами был там на болотах?!
— Нет, не видел — ответил, не смотря даже на нее Хлыст — Я его вообще не видел. И не был он с нами. Можешь у Прыща спросить. Он повернулся и открыл дверь в комендатуру, а Мария побежала по деревне искать и спрашивать про своего мужа старосту деревни оставленного убитым на болотах Хлыстом и полицаями. Хлыст уже почти вошел, отворив дверь, и в этот момент к нему подскочила Любава Дронина. Как-то незаметно прошмыгнув мимо напуганных воем автоматчиков немцев.
— Тебе че надо, Дронина — жестко он на нее наехал — Прыща может, ищешь, так он домой к тебе пошел.
— Не нужен мне этот Прыщ — пролепетала Дронина Любава — Он дрыхнет, как убитый дома. Мне нужен ты Егорушка!
— Одна ты только по имени меня зовешь — он ответил ей, вдруг как-то сразу по отношению к ней смягчившись — Я и сам уже имени своего не помню с начала еще войны. Все Хлыст, да Хлыст.
— Вот и я о том же, Егорушка! Кроме меня никто к тебе так относиться не будет! — она - произнесла и прильнула к полицаю, изменяя Прыщу. И обняла его, глядя, ему преданно и влюблено в глаза. Он заволок по-быстрому Любаву в комендатуру. И закрыл на замок изнутри дверь.