Поговаривали о конституции, о желании короля пойти на уступки и даровать разбушевавшимся подданным права и свободы. Ранке такая перспектива настораживала. Каких еще свобод недостает немцам? Кажется, и так всего хватает. Впрочем, королю виднее, на то он и король.
Ранке никогда не пытался понять политиков, считая, что мозги у них устроены иначе, чем у обычных смертных, к которым он причислял и себя. Какое ему дело до политики – он сыскарь. Беда только, что и сыск в последнее время стал большей частью политическим. Поэтому работа, прежде доставлявшая Ранке удовольствие, стала утомлять и раздражать.
Дело русского эмигранта Вельгунова поначалу не заинтересовало его. Собственно, и дела-то никакого не было: ну, умер человек от сердечного удара, с кем не бывает. Однако такая простая, такая обыденная и потому кажущаяся наиболее вероятной версия почему-то не устраивала бойкую женщину со смуглым лицом, назвавшуюся российской подданной, но говорившую по-французски с жестким южноевропейским акцентом. Так обычно говорят испанцы, привыкшие к своему раскатистому «р».
– Не понимаю, мадам, почему вы так убеждены, что господин Вельгунов был убит, – сказал Ранке, когда она пришла к нему утром, на следующий день после печального события у ресторана «Лютер унд Вегнар». – Вот медицинское заключение: Вельгунов скончался от паралича сердечной мышцы. Выпитый им бокал вина и выкуренная сигара могли в известной степени способствовать этому, но не думаю, что в их содержимом удастся найти какие-либо признаки яда. Хотя профессор Бернштейн по моей просьбе проводит углубленную экспертизу – не сомневайтесь, я привык все делать тщательно.
– Вы навели справки о Вельгунове?
– Он жил открыто, общался со многими, но никто из его приятелей не смог толком сказать, чем занимался этот человек и на какие средства существовал. Мы произвели обыск в его квартире в Пренцлауерберге, нашли мало интересного: небольшой гардероб, библиотека с книгами на русском, немецком и французском, записная книжка с адресами берлинских кафе и театров. Вот, пожалуй, и все. Никаких писем, никаких дневников, никаких документов, кроме тех, что он имел при себе. Все, что удалось узнать, это то, что его действительно звали Андрей Вельгунов и он приехал в Германию из России в середине тридцатых годов. Образ жизни, по всей видимости, вел праздный, каких-либо увлечений в Берлине не имел.
– И это не показалось вам странным? Человек не имеет в Берлине никаких увлечений и тем не менее живет здесь целых десять лет. Живет без заработка и даже, как я поняла, без банковского счета и все же позволяет себе каждый день обедать в ресторанах.
– К чему вы клоните?
Анита оставила вопрос Ранке без внимания. Своими догадками, если они у нее и появились, она не собиралась пока делиться с полицией.
– Где, вы говорите, он жил?
– В Пренцлауерберге. Это такой берлинский район, там живут художники и сектанты.
– Интересно. Вы мне дадите точный адрес?
– Не понимаю, почему я с вами так откровенен? – пробурчал Ранке, подтягивая к себе чистый лист бумаги и обмакивая в чернильницу перо.
Анита невинно взмахнула ресницами.
– Может быть, потому, что я знаю об этом деле чуть больше вашего и вы надеетесь на мою помощь?
…Дом, где в свое время обосновался Андрей Еремеевич, стоял неподалеку от кладбища, обсаженного тополями. Среди могильных плит беззаботно играли дети. Анита взглянула на фасад. Неброское трехэтажное здание серого цвета, с квадратными окошками и чердачными надстройками наподобие мансард. Постояв, Анита вошла в него.
Квартира Вельгунова находилась на первом этаже. Никаких табличек, никаких номеров. На бронзовой дверной ручке болталась полицейская печать. Анита прислушалась к царившей в доме тишине и раскрыла свой ридикюль. Покопавшись в нем, она извлекла занятного вида металлическую загогулину – длинную, с многочисленными зубцами. То был так называемый «хитрый ключ», или «ключ от всех дверей», как называл его Максимов. Алекс, даровитый инженер, самолично сконструировал и изготовил его – это было давно, еще в России. Покуда супруг Аниты состоял на военной службе, чете Максимовых нередко приходилось переезжать с места на место, менять съемные квартиры и дома. Бывало, хозяева вручали жильцам целые связки ключей: от парадного и черного ходов, от собственно квартирной двери, от чердачных помещений и всевозможных чуланчиков. Максимову надоело возиться с этими тяжелыми гремящими гроздьями, вот он и выдумал свой «хитрый ключ», который с успехом заменял все остальные. Анита сразу оценила практичность изобретения Алекса и, разумеется, заполучила свой экземпляр, с коим никогда более не расставалась.