– Иди! – напутствовала та. – Всё равно денег нет! С богом…
И Ефремов с зонтом в руке и с красным пенсионным удостоверением в кармане снова покинул квартиру. Будь что будет. Надо искать какие-то выходы. Не может такого быть, чтобы сын наркотой занимался – у того и дум отродясь таких не было, чтоб наркоту оборачивать. С другой стороны, откуда такая уверенность? Ведь он отец, а потому не может быть объективным. Прихватило за жабры с этим долбаным кризисом – вот и решил сынок, что подобный способ – самый выгодный, чтобы выплыть. Поговорить надо с ним: по глазам оно виднее, виноват или нет.
Районное управление помещалось в бывших стройбатовских казармах. Ефремов сел в троллейбус, доехал до нужной остановки, дальше пошел пешком. Всего два километра до РУВД. Все ходят пешком, кому необходимо, – одни по службе, другие по нужде. Лишь начальство ездит на служебных машинах. Их и привезут, и отвезут. Остальные не могут претендовать на лучшие условия.
По пути Степаныч пытался набраться решимости. Сейчас он придет к Николаю Николаевичу и безо всяких спросит. Например, про то, как ему в полковниках ходится? Не жмут ли погоны? Степаныч учил полковника готовить процессуальные документы, когда тот еще был курсантом и отрабатывал положенные дни во время практики…
Степаныч поднялся на третий этаж, подошел к двери и заробел. Мимо сновали совершенно незнакомые люди, а он всё стоял. Потом толкнул дверь и вошел в приемную. За столом сидела девушка-секретарь.
– Мне бы к начальнику… – сказал он.
– По какому вопросу? – спросила секретарша безликим голосом. – Вы должны четко сформулировать направление.
Сразу видно, ей надоели посетители с личными проблемами. Каково тогда самому начальнику?
– Мне насчет сына, – ответил Степаныч. – Дело в том, что его неправильно задержали…
Ему не дали договорить. Его история никого не интересовала. Слишком это было обычно и каждодневно, чтобы сердцем вникать.
– Но мне нужно именно к нему! – выходил из себя Степаныч.
– Вам говорят, запишитесь на прием… Или к заместителю по следствию. Это же так просто. Неужели вы не можете понять, что начальник не может принять все население.
– У него заседание?
– Нет…
– Тогда я зайду…
– Нет, вы не зайдете!
Секретарша вскочила, но Степаныч опередил ее – открыл дверь и скользнул внутрь. Секретарь громко пищала у него за спиной, цепляясь за рукава.
– Здравия желаю, Николай Николаевич! – почти выкрикнул Степаныч. – А ведь к вам не прорваться!
Начальник оторвал взгляд от стола. Кажется, он не узнал посетителя. Ходят к нему многие и всякие. Но нет, все-таки узнал. Поднялся из-за стола и пошел навстречу.
– Какими судьбами?
– Сынок третий день у вас… Должно, арестуют непонятно за что? Не виноват парень.
– Присаживайся, Иван Степанович… Сейчас разведаем, так ли все серьезно, – вселил надежду начальник. Нажал на клавишу и поднял телефонную трубку.
– Слушай, кто у тебя по делу Ефремова закреплен? Бнатов? И что? Неужели все так серьезно, что надо тащить за решетку?
Начальник покачивал головой.
– Да-а-а? Вот даже как? – удивился он. – Понимаешь, здесь его отец. Иван Степанович. Из нашей системы тоже… На пенсии… Помочь нельзя ли? Если есть возможность, сделай так, чтобы… Про овец и волков это ты правильно заметил… И целы, и сыты… Иногда так бывает… – и мрачно усмехнулся.
Ефремов был на седьмом небе. Давно надо было придти и без лишних слов попросить. Так все теперь делают. Один он стеснялся всю жизнь… Зато честен. Почти что беспорочен. Кому она нужна честность?!
Иван Степанович поблагодарил начальника и, кланяясь, вышел задом наперед.
Радость его была безмерна. Сейчас он увидит сына – как раз его доставили из ИВС для проведения следственных действий. А может, и не увозили его никуда, оставив в местном обезьяннике…
Поднявшись на пятый этаж, он подошел к кабинету Бнатова и постучал в дверь. Однако ему никто не ответил. Он толкнул дверь, прошел тамбуром внутрь: за столом сидел Бнатов, перед ним в наручниках стоял Олег. Тому даже не предложили сесть. Ну и нравы.
– Можно к вам? – спросил Степаныч и шагнул к столу, не дожидаясь ответа. Слишком он медлителен, этот Бнатов.
Следователь тяжело посмотрел на вошедшего.
– Я только что от Николая Николаевича… – сказал Степаныч, чувствуя сухость в горле.
– Слушаю вас.
Взгляд следователя ничего не выражал, кроме прежней холодности и презрения. Впрочем, было еще что-то во взгляде.
– Неужели все так серьезно, что надо держать человека? – торопился Степаныч. – Ведь он предприниматель. Ему дорога каждая минута.