Теперь в очередной раз потрепанные Волки снова отступали, уходя дальше в неизвестность. И этот позор не давал ярлу покоя. Во время атаки погибло двадцать кораблей, включая ударный крейсер «Рунический клинок», а абордажным партиям удалось привести только семь. Еще три корабля было потеряно при отступлении, они не смогли поддерживать ход и стали добычей следовавших по пятам охотников Альфа-Легиона. Очередной корабль угодил в кислотные газовые облака во время разворота и с мучительной медлительностью был затянут в перемалывающее металл ядро облаков. Главные силы флота уцелели, хотя снова получили повреждения, и теперь им приходилось поддерживать поврежденными двигателями полную скорость, несмотря на то, что ведущие в сердце скопления маршруты становились все уже и опаснее.
«Чертов Хан», — подумал Гунн.
Во время первого сражения Белые Шрамы были в зоне досягаемости и наверняка знали о трудностях, с которыми столкнулся VI Легион. По-прежнему не было ясно, почему они решили не приходить на помощь — неужели они тоже предали Всеотца? Такую вероятность представить было несложно. Возможно, именно это сломало решимость Русса. До отказа Хана примарх оставался самим собой, после — его внутренне пламя погасло.
Гунн врезал кулаком по замку двери, и железная панель скользнула в сторону. Его каюта была такой же, как и прочие на «Рагнароке» — едва освещенной, насыщенной запахом угольного пепла и полированного металла, скупо украшенной почерневшим от возраста деревом и железной мебелью.
Внутри ждали двое Волков — его заместитель Скрир Неторопливый Удар, острое лицо которого с сеткой шрамов обрамляли длинные дреды, и Эсир, чья аугметическая челюсть отливала металлом в полумраке.
Другие фигуры мерцали гололитическими образами, передаваемыми с их кораблей, та как использование межкорабельных судов на такой скорости становилось безумно опасным даже для фенрисийских экипажей. Впереди остальных в светящейся светло-зеленой пелене стоял задумчивый Огвай.
Лорд Гунн вошел в круг.
— Итак, — сказал он. — Снова поражение и бегство.
Никто не ответил. Безмолвие было проклятьем само по себе. Бегство. Нет хуже слова.
— И где же он? С кем-нибудь разговаривал?
Огвай устало покачал головой. «Нидхоггур» побывал в самой гуще битвы, и на его нижних уровнях все еще пылали пожары.
«Теперь мы все злобные псы у стола».
— Так что нам делать? — спросил Гунн. — Он не выслушает меня.
— Он знает, что ты скажешь, — отозвался Огвай.
— Ждем, — сказал Скрир. Прозвище «Неторопливый Удар» являлось примером язвительности Волков — воин был быстрейшим клинком в своей Великой роте и в ходе обоих абордажей убил девятнадцать Альфа-легионеров. — Он совещается с годи, ищет путь вюрда.
— Он примарх, — пробормотал Эсир.
— И что с того? Я присягнул своим клиноком не чтецу рун, — сказал Гунн. — Я видел, как он сражался на Сорокопуте, и тот был Волчьим Королем.
— Ни один из нас не остался прежним, — заметил Огвай. — Таким, каким был на Сорокопуте.
— Мы можем все вернуть. Он должен сражаться, а не хандрить на «Храфнкеле».
Эсир встревожился, как и некоторые другие. У каждого были свои сомнения, но Русс все еще оставался повелителем Легиона.
— Так, что ты предлагаешь, Гуннар? — спросил Огвай. — Просто поскулить, чтобы тебе полегчало, или тебе есть что сказать?
Гунн медлил. Предательство так сильно распространилось по всему Империуму, что мельчайший намек на неповиновение казался опасным. По правде говоря, ярл не знал, чего хотел, кроме того, чтобы вернулись прежние времена: Русс с пламенем в сердце и проклинающий врагов с пеной на устах, и он сам подле своего господина, старый щитоносец, делающий то, для чего их создали.
Гунн попытался понять, что чувствовали другие, на что они будут готовы пойти, как склонить их на свою сторону. К тому же он знал, что слабо годился на эту роль — он был воином, собирателем черепов, а не дипломатом.
— Мы не можем бегать вечно, — сказал он, придерживаясь известной всем истины. — У нас нет карты туманности — туннели будут смыкаться и нам придется развернуться. Наступит расплата, и мы не можем потерпеть неудачу в третий раз. Мы должны найти выход.