– Прорыв демонов в Бернгланде. Форт Марии Терезы полностью уничтожен, весь гарнизон и два последних курса практикантов из Академии погибли. Сорок восемь индигетов, двенадцать из которых из Великих Домов.
– Даниэль… Давид? – все еще не веря, шептал Доминик. – Кальвин, Кетрис, Катрин…
– Все! – не сдержал эмоции, и рявкнул Десмонд, стараясь заглушить криком боль.
Несколько минут двое оставшихся в живых членов некогда многочисленного Дома Рейнар просидели в молчании.
– Я про это еще не слышал, – негромко произнес Доминик, демонстративно покосившись на белый щит с красным мечом-и-серпом на своей груди. Намекая на то, что в Ордене о случившемся не знают.
– И не услышишь. Это государственная тайна, ни Ассамблея, ни Орден пока не готовы к такой информации. Сорок восемь погибших индигетов и…
– И кто?
– Не могу пока сказать, – насупился герцог Десмонд. – А теперь расскажи мне про… Кайдена.
– Все просто. Сесилия Альба, которую Великий Дом Альба позволил тебе сосватать для меня, в момент помолвки была уже беременна.
– То есть… Они сознательно отдали нам ее?
– Да.
– Но почему ты мне об этом не сообщил?
– Это ничего бы не изменило. Ты не задал самый главный вопрос.
– От кого она нагуляла?
– Неправильный вопрос.
– Но тогда как…
– Сесилия была любовницей Макса.
Герцог Десмонд вскочил из-за стола, сжав кулаки. Теперь он все понял.
Тиран Максимилиан, седьмой своего имени, правитель Римско-Септиколийской Империи, primus inter pares, первый среди равных, первый среди владеющих даром индигетов. Император, погибший в результате покушения через два месяца после коронации – и после расследования Конгрегации обвинены в организации убийства императора были белые львы, Великий Дом Альба.
Герцог Альба и двое его старших сыновей были казнены, еще четверо мужчин фамилии приняли присягу ордену Тамплиеров, а трое пропали без вести. И после такого удара Дом Альба до сих пор не оправился. Пусть и сохранив постоянное место в Палате лордов – волею тирана Фридриха, вступившего на престол после смерти своего старшего брата. Но после казни и лишения прав фамилии всех мужчин рода, Великими Альба являлись теперь лишь номинально – во главе Дома только совсем недавно, наконец-то приняв полномочия от назначенных Сенатом регентов, встала уже как год достигшая совершеннолетия восемнадцатилетняя Алисия.
– Тем более почему ты мне не сказал? Это же указывает, что Альба в убийстве Императора не были замешаны, и…
Доминик смотрел на отца, пытаясь скрыть презрение. Потому что именно то, что старый герцог словно стервятник, как будто шакал из многочисленной стаи, рвал владения упавших Альба, формально и послужило причиной их размолвки и выхода Доминика из фамилии Рейнар.
– Это является для тебя тайной? – усмехнулся он. – Об этом даже шуты диких лесных батарнских баронов догадывались, как мне кажется. Да и скажи я – ты отказался бы от добычи? Отказался бы от желтого лириума?
Герцог Десмонд после его слов дернулся и сжав кулаки, замер.
– Нет, это не является для меня тайной, – сквозь зубы проговорил он. – Почему ты не воспитал Кайдена как нормального человека? Тем более, что ты знал, что это ублюдок Макса?
– Сесилия помешала. Она ненавидела своего сына не меньше, чем меня.
– Почему? – удивился Десмонд. В его представление о мире просто не укладывалась мысль что женщина способна ненавидеть собственного ребенка.
– Потому что Сесилия, по ее разумению, должна была жить на Элизиуме или войти в один из Великих Домов, или даже занять трон Империи… но вместо этого оказалась в покрытой зеленой плесенью Равенне, замужем за вонючим варгарианцем, от которого за лигу смердит мертвечиной, – явно процитировал Доминик, – и похоронила свою жизнь на Светлой стороне Европы. – Ей надо было кого-то в этом винить, а организаторы ее интрижки с Максом и нашего с ней замужества – герцог Альба и его сыновья, окончили жизнь на плахе. Сесилия выбрала в кандидаты для ненависти и презрения меня, ну а Кайден в ее мироощущении сгодился на роль причины собственного падения. Она к нему первые пять лет даже не подходила.
– Ты мог бы сам…
– Заняться его воспитанием? – усмехнулся Доминик. – Мне это зачем? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Но последние годы она изменила к нему отношение, – проигнорировав вопрос, произнес Десмонд.
– Да. Она поняла эмоциональную ошибку, успокоилась, приняла новую реальность, и даже пару лет назад воспылала материнской любовью. Но уже поздно – Кайден… ты сам назвал его ничтожеством. Недавно он, вернувшись домой пьяный, в ответ на нравоучения просто сломал ей руку и скинул с лестницы.