- Почему? - затаив дыхание, спросил он, не отрывая горящего взгляда от задурманенных глаз Канны.
Волчий Пасынок вдруг вздрогнул, встряхнулся всем телом, словно мокрый пес ( волк ? ) вытрясающий воду из своей шерсти. Глаза его вновь приобрели ясность и остроту копейных наконечников. И, с глубочайшим разочарованием, Табиб Осане понял, что тайну Коричневых Песков, тайну, известную быть может только этому странному юноше, пришедшему с северо-запада, узнать ему так и не доведется.
- Говорить об этом нельзя. - извиняющимся, но непреклонным голосом произнес Гай, лихорадочно растирая виски. - Это тайна Коричневых Песков. Они хранят ее. И я должен хранить тоже. Как и все те, немногие, кто нашел в себе силы не остаться там. Это трудно... нет, просто нельзя объяснить... Все равно как носить магическую печать в голове, в памяти. Взломаешь ее - и выпустишь Нечто, с чем тебе не удастся справится. Никогда. Даже сейчас, когда я говорю все это, я слышу эхо музыки, под которую кружатся Танцующие, и... Хватит об этом! Я не хочу возвращаться туда даже мыслями. Это пугает меня, а я ... не умею боятся.
Табиб Осане потер челюсть, укалываясь о жесткую бороду и пробормотал, уставившись в перевернутое дно пиалы.
- Для человека должно быть непереносимой пыткой владеть сокровенной тайной и не сметь никому, даже самому себе рассказать ее... Это мучительно.
- Не думаю. - спокойно сказал Канна. - Меня не тянет исповедываться.
Начальнику караванной стражи почудился в этих словах Волчьего Пасынка скрытый подвох, но подумав, он решил, что Гай слишком прост и прям для подобного.
- Ты грабитель караванов и достоин кары, Гай Канна, но путь через Коричневые Пески сам по себе искупление даже более тяжких грехов. И потом, надо думать, ты крепко насолил кагасам, раз они готовы сделать своим вождем любого, кто окажется достаточно проворным, чтобы принести в клан твою голову. Учитывая все это я, пожалуй... забуду, что ты Утнаг-Хайканан. Я позволю тебе следовать с караваном почтеннейшего Фахима бан-Аны. Я даже дам тебе хорошую верховую лошадь. Но учти, Гай Канна, вплоть до самых стен Пту, в случае чего я буду рассчитывать на твой меч и твою руку. Честно признаться, я даже отчасти рад, что теперь ты с нами, а не с кагасами. Стращали меня твоими кровавыми подвигами в Кыше, что и говорить... И потому, вот еще, что, тур-атта Канна. Учти, за твоей спиной всегда будет находится мой человек. Еще одного "подвига", если ты таковой задумал у тебя не получится.
- Это самое большее, на что я мог рассчитывать. - явно не своими словами ответил юноша, почтительно склонив голову. Благодарю тебя, добрый человек.
Табиб многозначительно поднял палец.
- Есть еще одно условие.
Гай поднял голову, и серо-стальные глаза его слегка сузились.
- Ты будешь всегда находится подле меня и, по моей просьбе рассказывать мне о северных и западных землях и народах, их населяющих. Уверен, ты видел и знаешь очень многое, поскольку, чтобы добраться до Южного Квадрата с севера нужно было пересечь территорию не одного государства!
- Я не бродячий сказитель. -нахмурившись сказал Гай Канна. - Не бард, не менестрель.
- Но ты должен был видеть и слышать на своем пути не меньше, чем любой из них, клянусь Аэтэль и всеми ее добродетелями.
Гай неопределенно пожал плечами. Он часто пользовался подобным нехитрым жестом, не говорящим определенно ни да, ни нет. Волчьего Пасынка научил этому Хаген Бурелом, пытаясь объяснить оборотню-меченосцу азы мира, лежащего вне стен Казарм Гвардии.
- Вот и сладили. - улыбнулся Табиб Осане. - Караван двинется в дальнейшей путь после того, как клепсидра опустеет наполовину. Это достаточно большой промежуток времени, чтобы успеть выслушать рассказ, о странах, лежащих за кряжем Стражей Юга.
- Хорошо. - согласился Гай. - Но сначала мне нужно накормить своего котенка. В твоем шатре не найдется кусочка свежего мяса, а лучше плошки молока, Осане... тан. Я был бы очень признателен. В последние дни я кормил его только вяленным мясом, размоченным в воде.
Тонкие пальцы Волчьего Пасынка ласково пощекотали маленького пурпурного кота за ухом. Остроухий зверек довольно мурлыкнул и прижался своим крохотным хрупким тельцем к раскрытой ладони. На лице Гая Канны возникла неуклюжая, непривычная, но полная искренности улыбка, в которой сквозило умиротворение. Глядя на котенка и его хозяина, Табиб Осане неожиданно для себя почувствовал, как защемило у него на душе.
Он понял, что мурлыкающее существо с пурпурным мехом было для молодого воина не дорогой неразменной монетой, хранимой для крайнего случая, но единственным другом и спутником Волчьего Пасынка. И поняв это, могучий, как медведь караванщик с головой, тронутой преждевременной сединой, испугался одиночества, окружавшего отстраненного, нелюдимого юношу. Добровольно выбранного одиночества волка-одиночки.
3
Фахим бан-Ана, богатый и всеми почитаемый купец из славного города Ишша - маленький и пухлый, как колобок человечек с огромной высоколобой головой, стыдливо подернутой редким пушком, пародирующим шевелюру, высунулся из своего паланкина, престижа ради облицованного резными пластинками из слоновой кости и поманил толстой ручкой своего доверенного слугу и старого друга, Табиба Осане.
- Слушаю, хозяин. - почтительно сказал чуть не втрое более крупный шарумец, привычным жестом прижимая ладонь к сердцу.
- Друг мой, Табиб, изволь позвать сюда того странного юношу, подобранного тобой ночью. Я хотел бы развлечь себя разговором с ним. И потом, всецело доверяя тебе, должен же я все-таки знать, чей меч добавился к моей страже.
- Да, хозяин. - кивнул головой Осане и, повернувшись в седле, кликнул. - Гай! Гай Канна! С тобой хочет говорить мой господин!
Верхом на приземистой крепкой онокгольской лошадке, выданной ему по приказу начальника караванной стражи, Гай подъехал к паланкину, склонив голову в знак почтения. Смысл этого жеста опускать глаза к земле, подставляя незащищенную шею неизвестно кому, был Волчьему Пасынку абсолютно не понятен, но он давно усвоил, что не умея склонять голову в этом мире далеко не уйдешь.
- Гай Канна, так тебя зовут, почтенный юноша? - мягко спросил Фахим бан-Ана, оценивающим ( это уже въелось в кровь ) взглядом окидывая плечистую фигуру молодого уранийца.- Да... господин.- Гай Канна. - донесся из сумрачной глубины купеческого паланкина тонкий девичий голос. - Гай. Странное имя. Похоже на лай собаки или ха-ха! На крик погонщика скота! Вот так : Кхай! Кхай-я-а!Фахим улыбнулся.
Гай пожал плечами. Он не видел ничего забавного или странного в своем имени. Впрочем, у него вообще неважно обстояло с чувством юмора - этому надо было еще долго учиться, и он старался. Вот только выходило неважно.
- Может быть. Я не выбирал себе имя. Ни имя, ни судьбу.
- А у тебя странная судьба, тур-атта Канна?Из-за спины знатного шарумского купца выглянуло узкое бронзовокожее личико, обрамленное длинными блестящими черными локонами, старательно завитыми в бесчисленное количество мелких колец. Зеленые глаза блеснули азартным изумрудным блеском. Волчий Пасынок, чьему взгляду прохладный полумрак паланкина не был особой помехой хорошо разглядел и фигурку девушки - тонкую, ладную, словно выточенную из слоновой кости рукой искусного мастера.
- Может и странная, - задумавшись на мгновение ответил он. -меня растили и готовили для единственного занятия. С единственной целью в жизни - быть верным, быть преданным, быть бесстрашным, быть смертоносным... Сейчас я понимаю, что тот, кого я и мне подобные хранили от кинжала, стрелы, удавки, яда в бокале, вовсе не был достойным человеком. Но даже знай я это тогда, это не умалило бы моей лояльность - в ней был смысл самого моего существования. Когда хонты взяли Ур, и он погиб... вместе с большинством моих братьев, заваленный обломками собственного дворца... когда оказалось, что не осталось не только преемника, но ничего от империи вообще... тогда возникла Пустота. Вдруг оказалось что мои преданность и смертоносность никому уже не нужны. Передо мной, прежде видевшим лишь казарменные стены и дворцовые покои, которые надлежало охранять вдруг распахнулся весь мир... такой огромный, запутанный, непонятный. Я мечусь по нему и никак не могу понять, где здесь мое место. Это - странно?
Девушка в паланкине -как нетрудно было догадаться дочь Фахима в свою очередь задумалась на короткое время.