Степь за Доном, выжженная татарами, встретила казаков неприветливо. Уже на третьи сутки пути израсходовался запас корма для лошадей, а небольшие участки уцелевших после пала трав не могли насытить казачий табун. Мелкие речушки и ручейки почти пересохли под лучами летнего солнца, и казаков, и коней стала донимать жажда. Стадо домашнего скота, которое казаки гнали с собой для пропитания, заморенное бескормицей и жаждой, безнадежно отстало…
И лишь когда казаки вышли к Волге, наступило облегчение их мукам. Пойма и берега буйно зеленели травами, а живительная вода реки и напоила казаков и их коней, и смыла с них пыль и грязь долгого, тяжелого перехода.
После суточного отдыха, отряд двинулся вдоль Волги к Астрахани и уже к полудню дозорные обнаружили небольшой, человек из пятнадцати, разъезд татар. Басурмане отдыхали в лощине, пустив своих лошадей пастись, и казаки пленили их всех. Сопротивление оказали только трое белобрысых литовцев или немцев, которые были тут же зарублены.
Один из татар оказался родственником сотника Сурекея из отряда буджакцев, который уединился с ним и долго беседовал. После разговора с родственником, Сурекей подошел к атаманам и рассказал:
- Аштар-Хан – город болше нету. Хан побивал войско урусов, многа-многа побивал, многа плен брала. Город спалила сапсем. Саип-Гирей послала менгдеер к кназя московская, штабы кназя платила десятка и ешо полдесятка тысча золотых - дань хану кажная год. Вися скатына у людишка забирала, хлеб забирала, изба палила. Людишка- урус уходила на Яик-речка.
Кназя литовская домой ушла, болшой добыча увела, ешо от Дона повернула. На
Аштар-Хан не хотела итить, а его людишка, которий немца, полячка, шведа, многа пошла вмистя с ханом.
Ешо сказала - брат Саип-Гирея, шта в Крым осталася, сказала: « Типеря я хан Крыма, а Саип-Гирей пускай типеря Аштар-Хан своя будит хан».
От верная Саип-Гирея людишка прислала ему пайзу , шта до Бахчисарая его шла нада быстра-быстра, а то брат сапсем не пустит его в Крым.
Саип-Гирей послала в степь харабарчи, смотреть - путь свободная или нет. Десяток разъезда ходит, степь смотрит. Хан дыва-тыри дня ждет, потома Крым шла будет.
- Скажи своему родственнику, - сказал Заруба, - если хотят татары, пусть с нами остаются. Будем вместе крымчаков бить.
- Моя торон ишла с нами, другой татара не идти будет – рубать нада, - ногаец провел ребром ладони по горлу.
Атаманы отошли в сторонку и, посовещавшись, решили искать места для засадных действий, чтобы при выходе крымского войска из астраханской земли нанести несколько ощутимых ударов по татарам, поскольку наличными силами ввязываться в серьезную битву было опасно. А нанести сильный удар во фланг двигающемуся походным порядком войску, и тут же исчезнуть, раствориться в бесчисленных в этой местности балках и оврагах – такой способ ведения боевых действий был признан разумным.
Крымский шлях, ведущий от Астрахани к Керченскому проливу, был только один, и по нему пришли сюда татары. А местность, по которой им предстояло возвращаться в Крым, была будто специально приспособлена для засадных действий. Была она похожа на хлебный мякиш – высокие увалы неожиданно сменялись глубокими впадинами, а относительно ровные участки вдруг перерезались оврагами и балками.
Да и сам город Астрахань славяне издавна называли – «город на семи холмах». И такой ландшафт тянулся до самых Черных земель, населенных воинственными калмыками.
Тунгатар сразу предложил послать посольство к калмыкам, чтобы договориться с ними о совместном выступлении против крымчаков, когда те подойдут к их землям. Атаманы согласились с этим предложением, и Тунгатар отправился готовить послов к дороге.
Несколько разъездов были направлены на шлях для поиска мест, удобных для казачьих засад.
Отряд разделили на три части и развели в соседние балки и овраги, так как в одной балке огромное скопище людей и коней бурлило, как растревоженный муравейник.
День прошел в ожидании и подготовке казаков к засадам…
К сумеркам возвратились разъезды, и сотник Малюга, который командовал разведчиками, показал холстину, на которой угольком были прорисованы вдоль шляха места для засад.
Распределив казаков по ударным отрядам и обозначив каждому отряду место для нанесения удара по крымскому войску, атаманы оставили у костра только сотников – командиров отрядов, которым подробно определили план действий. А план был таков – ударный отряд атакует неприятеля метательными копьями и залпом пищалей, после чего сразу уходит к месту следующей засады. И так последовательно до крайней засады, где мощный удар наносится уже объединившимися силами всего отряда. Ну, а дальше, как Бог положит…
ГЛАВА 34
Ивашко Черкас выкатил прутиком из углей костра запеченные картофелины и достал из кармана шаровар холстину с крупной солью. Разложив холстину на траве, он приглашающим жестом указал на нехитрую снедь.
Заруба свистнул, и откуда-то из темени ночи появился его Янычар. Гнат легко поднялся и жестом кудесника выудил из седельной сумы добрячий шмат просоленного сала, пару крупных ядреных луковиц и несколько ржаных сухарей.
Тунгатар присовокупил к общему столу несколько полос тонко нарезанного вяленого бараньего мяса и скатанные в трубку высушенные лепешки.
Сотники, пошарив по бездонным кишеням казацких штанов, выудили кто что смог: кто пару черных сухарей, кто луковицу, кто завернутый в тряпицу кусок сала, а кто и полупрозрачную головку сахара…
За ужином, который стал одновременно и завтраком, и обедом, Ивашко сказал, обращаясь ко всем:
- Ну, хорошо, ногайцы могут метать свои найзы с неимоверной скоростью. Пока наш пищальник перезарядит свою рушницу, ногаец запустит во врага десятка два копей. Что-то тут у нас не додумано. Ну, свалят наши из пищалей человек сто татар, но это же капля для ихнего двадцатитысячного войска. А если орда сразу сообразит, что делать, да поворотит коней на наших, они же в мгновенье ока растопчут засаду.
- А чтобы больше поразить врагов, - ответил Заруба, - вы сделайте так, как мы уже давно делаем. Каждую пулю надо раздробить на четыре - свинец же легко режется ножом. Четыре части обернуть холстиной и запыжевать в ствол так же, как и одну пулю. В момент выстрела холстина уже на выходе из ствола развернется, а дробь разлетится, и, получается, в противника полетит уже не одна пуля, а четыре. Только дробленых на более мелкие. Но убивают так же – проверено не раз.
А чтобы не мешкать при стрельбе, - продолжал Гнат, - надо пищальников отобрать самых метких. Они пусть ведут огонь по врагу, а помощники подают им уже заряженные пищали. Так будет и быстрее, и урон татарам больший нанесут. Вот и пусть твои казаки, пока будут ожидать врага в засаде, займутся дробью, да зарядят все пищали, чтоб при подходе татар огонь вести непрерывно.
Ивашко внимательно посмотрел на Тунгатара и спросил:
- А не дашь ли ты, атаман, нам несколько дротов ваших, чтоб мы тоже по подобию сделали для казаков? Больно мне нравиться, как вы дроты метаете во врага.
- Какая – такая дрота я тиба должин давать? – удивленно спросил ногаец.
- Ну, дротина по нашему – это тонкая жердина, хворостина. Ваши найзы – это же, в сущности, и есть дротики - прутики.
- Моя найза – это найза. Твоя прутка - дротка моя не знает. Найза я тиба дам пять штука, дротка – не дам! А прутка – лесу ищи, себа жопа бей!
Казаки дружно посмеялись над состоявшимся диалогом и принялись за еду, не зная, насколько долгая жизнь уготована в казачьих войсках дротику с легкой руки атамана коша донских казаков Ивашки Черкаса.
Пожевав печеной картошки с салом, атаманы и сотники разошлись каждый к своим казакам.
Ранним утром ушли все засадные отряды по отведенным им местам. Следы пребывания казаков на стоянках были тщательно уничтожены, чтобы их до времени не обнаружили разъезды противника. А плененные татары были похоронены в глубоком и мрачном овраге…