— Батько, ты на нас не серчай, — попросил прыщелобый, подойдя. — Меня Владом зовут, а тот сопливый — Янко. Нас дидько наш, старшой, послал к вам. Хочет он с вашим знахарем поговорить, который длинный и с псиной здоровой. Да и с вами тоже. Вижу, люди вы рассудительные, стоящие. Так вы с нами пойдите, а то плохое может случиться, честное слово. Мы народ диковатый, и земля тут наша искони. Не любим мы чужих оружных.
— Мы пойдем, — пообещал Круз.
Круз видел многое. Видел, как выживают те, кто остался в Лондоне и Мадриде. Как выживают, забившись в горы и спрятавшись на островах, носясь по рассыпающимся дорогам, стреляя во все подряд, молясь, строя корабли. И думал, что страннее устройства жизни волколюдей, подобравших Круза заполярной зимой и принявших в стаю, придумать трудно. Но здешний народ, живший среди обычной, не слишком одичавшей и не слишком разоренной средней полосы, перещеголял северян. Круз не увидел ни дотов с тяжелыми пулеметами, ни канав с кольями, ни стен. Обычный полусельский городишко на берегу медленной реки, заросший ивами, с полутысячелетней башней ратуши, переделанной век тому в школу, с церковью и костелом по соседству, с тремя улицами, только и поместившимися на узком холме между болотом и рекой. Не слишком одичавший городишко, но изрядно разваленный. Обычный.
Только по улицам его ходили волки. С виду — настоящие, чистокровные серые. Ленивые, сытые. Не уступавшие людям дороги. А потом Круз увидел, как тянут груженную дровами телегу живые трупы. Страшно изъязвленные, обожженные, обмотанные тряпками или вовсе голые, проткнутые ржавыми штырями, с гниющей кожей. Мальчишка верхом на дровах, регоча, тыкал их палкой с гвоздем. Они даже не вздрагивали.
— Сазон вовсе мясо свое запустил, — сказал Влад укоризненно. — Дождется, пока волки заберут.
Не успел договорить, как на телегу вспрыгнул волк с подпалиной на плече. Повалил мальчишку, выхватил палку, отшвырнул. Встал, рыча.
Из-за кустов выскочили трое, мгновенно выдрали крайний животруп из постромков и, не оттащив даже, принялись пожирать. Животруп закричал — тоненько, по-птичьи.
— Дядя Влад! — закричал Янко. — Опять Штыповы безобразят! Я им сейчас!
И потянул из-за ворота свистульку на ремешке.
— А ну окстись! — одернул Влад. — Штып меня старше, и Сазон тоже, не мне и не тебе по ним свистеть. Пусть дидько разбирается. Штыповы в своем праве.
— Да он же Петрука покалечит!
— Кто, Штып? Да он младенцев через реку носит! Подержит Петрука твоего, чтоб не засвистел ненароком, и отпустит.
— А где Штып? — спросил Последыш ошарашенно.
— Ты че, слепой? — сказал Янко. — Вон, на телеге, с подпалиной который.
Подпаленный Штып спрыгнул с телеги. Подошел лениво к животрупу, уже переставшему дергаться, сунул морду в распоротый живот.
И тут Петрук засвистел. Крузу будто загнали тупое ржавое сверло в уши и принялись медленно, с хохотом поворачивать. Две ноты — одна выше визга, вторая толстая, гнусавая, звук вибрирует, трясется между ними, рассыпается стеклом, острым, крохким. Волки замерли, прижав уши. Спрятали морды меж лап, скрючились, припали к земле.
В этот момент пес Хук, огромная черная животина, раза в полтора больше любого из волков, прыгнул.
Круз не сразу решился оторвать ладони от ушей — такой странной, дикой, удивительной показалась тишина.
Потом Янко вскарабкался на телегу и, деловито размахнувшись, стукнул Петрука в нос.
Дидько обитал не в ратуше и не в тяжелом бетонном утюге прежнего градоначальства, а на краю города, в узком углу у соединения рек, в бывшем гастрономе, чьи обширные витрины украшали куски зеркал и черепа, человечьи и волчьи. Оказался дидько вовсе не старым, не больше пятидесяти, и смотрел на пришлецов как на диковинное зверье из разъезжего цирка. А в особенности на Дана и пса Хука, которого волки опасливо обходили.
Когда насмотрелся, поскреб в бороденке и объявил: «Праздновать будем! Гости у нас! Особые». Народ — вперемешку мужики в домотканом и парни в пятнистом, увешанные оружием, — радостно загомонил и потянулся к выходу, к широким алюминиевым дверям, пробитым посередине ржавым крюком.
— А вы погодьте, — велел Крузу. — Мы погуторим немного, если вы устали не очень. Вы, наверное, и не знаете, как оно у нас?
— Не знаем, — подтвердил Круз.
— Так вот, про дела — оно завтра. А покамест вы правило наше послушайте. Первое: не задирайтесь ни с волками, ни с людьми, и они вас задирать не станут. Но если кто задерется из наших, ты, как старшой, вмешаться можешь. Только ты один. Тогда на крови зла не будет. А второе — свистушечку-то пусть знахарь твой отдаст. Нельзя нам ее в чужие руки отдавать.