— Благодарю.
— Не за что. Как вы говорили, доктор? Коллекционный бренди стаканами, залпом? Полно, не краснейте! У меня дурная привычка острить за чужой счет…
Гракх активировал голосферу своего уникома, порылся в ней — и в дальнем углу палатки мигнул огоньками индикаторов мультимедийный центр. Печальный голос трио-скрипки поплыл по палатке: «Звездный ноктюрн» Альберто Соретти.
— Вы любите классику? — изумился доктор.
— Нет. Но я вижу: вы нервничаете. Соретти подойдет?
— Более чем! Вы угадали на редкость точно…
— Так что насчет увольнений?
— Понимаете…
Туллий отпил из бокала. Тянуть дольше было уже неприлично. Ирония ситуации: доктор ставил классическую музыку курсантам, чтобы задать нужный эмоциональный тон. Сейчас Гракх проделал с ним то же самое.
— Вчера четвертый курс получил первую «офицерскую» инъекцию. Завтра они пойдут в увольнение…
— Да. И что с того?
— Вы в курсе, какие побочные эффекты вызывает «офицерская» инъекция? Особенно на первых порах?
— Повышенная агрессия. Склонность к насилию. Гипертрофированное чувство собственного достоинства.
— Вы понимаете, что это может привести к нежелательным эксцессам?
Дисциплинар-легат улыбнулся. Глядя на его улыбку, Туллий с трудом подавил желание вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
— Сразу видно, доктор, что вы у нас недавно. Эксцессы — обычное дело, это в порядке вещей. Ну, подерутся парни с местными старателями или еще какой швалью. Если не будет официальных жалоб, я даже взысканий накладывать не стану. «Что у вас с лицом, курсант?» «Упал с лестницы, господин дисциплинар-легат!» «Впредь смотрите под ноги, курсант.» «Есть смотреть под ноги, господин дисциплинар-легат!» И так из года в год. Скоро вы привыкнете, доктор.
— Дело может не ограничиться синяками!
— Может, — Гракх пожал плечами. — Сломанная рука, челюсть, пара ребер. Сотрясение мозга. Пара дней в регенераторе, и бегом в строй. Если придет иск от гражданских, возместим ущерб за счет виновного и наложим взыскание. Посидит «на губе» — в следующий раз будет умнее. Обер-декурион Гораций не зря учит курсантов рукопашному бою. Оглушать, а не убивать. Обездвиживать, а не калечить. Пусть практикуются. В общем, не вижу проблем.
— А я, извините, вижу!
Туллий осекся. Гракх умен. Стоит перегнуть палку — и начальник училища вцепится в него, клещами вытащит правду. И немедленно примет меры. Перестрахуется. Чистота эксперимента будет нарушена…
— Что вы предлагаете?
— Отложить увольнение. Я бы хотел еще неделю понаблюдать за четвертым курсом. Если все будет в порядке, пусть летят расслабляться.
— Не вижу причин ломать график подготовки.
Гракх отвернулся. В палатке повисла гнетущая пауза. Лишь трио-скрипка плыла сквозь ночь, возносясь к черным небесам. Не мудрствуя лукаво, Гракх поставил ноктюрн на «повтор».
Может, сказал доктор себе, я зря нервничаю? Пусть все идет, как идет. Эксперимент в условиях стандартного режима — не этого ли ты хотел, Сергий Кезон Туллий? Чего же ты паникуешь? С согласия начальства испытания твоей новой вакцины были засекречены. Ты сам на этом настаивал, и добился своего. Дисциплинар-легат не знает, что вакцина — экспериментальная. Никто в училище не знает, кроме тебя.
Пей бальзам и помалкивай.
Но разве отсрочка одного-единственного увольнения нарушит чистоту эксперимента? Зато ты, нервный доктор Туллий, будешь спокоен. Да, вакцина с блеском прошла первичные испытания на добровольцах. Срок адаптации испытуемых сократился в полтора раза. Эффективность «офицерского клейма» осталась на прежнем уровне, точность регулировки увеличилась на 14 %. Первичное повышение уровня агрессии — в пределах нормы, существенных побочных эффектов не выявлено.
К «несущественным» относилось частичное изменение мотиваций конфликтов. Доктор часами беседовал с испытуемыми, разбираясь в нюансах. В контрольной группе, получавшей стандартные инъекции, среди мотивов рукоприкладства превалировали «комплекс лидера», конкуренция из-за женщины и личная обида. «Этот ублюдок посмел назвать меня…» В экспериментальной группе эти мотивы никуда не делись. Но наряду с ними проявились другие, более тонкие; можно сказать, архаичные. Не просто обида, но задетая честь. Личная, семейная, честь женщины — и даже честь Помпилии! Убежденность в собственном превосходстве; боязнь прослыть трусом…