Ну и ладно. Имеет право, как наставник. Позволь себе нечто подобное кто-то другой…
Небесное «дерево» лежало недалеко от той самой башни-факела, с которой они увидели разведчиков-преследователей.
Лежало?
Подойдя поближе и приглядевшись к нему, Антон понял, что оно на самом деле и не лежит вовсе. А то, что он принял за корни, конечно, ими не являлось. Эти «корни» к слову сказать, в данный момент уже успели удлиниться, расшириться и, выгнувшись наподобие зонтика, закрыли выход из «дерева» от солнца. При этом то, что казалось покрытыми листьями ветками, что было «кроной», теперь успело съежиться и увяло, почти исчезло.
Что это было на самом деле? Может быть, нечто вроде парашюта, с помощью которого падающее «дерево» пыталось затормозить в атмосфере?
Любопытно…
— Подойдем поближе? — спросил Антон.
— Пусть будет так, — согласился Дядюшка-волк. — Все равно, если из этой штуки полезут небожители, с ними придется знакомиться.
— Зачем?
— Я тебе уже объяснял. Это уникальный шанс чем-нибудь у них прибарахлиться.
Теперь уже усмехнулся Антон.
А какие еще соображения могли стимулировать Дядюшкино любопытство? Впрочем, что в этом плохого? Выживание на Земле, такой, какой она стала, самое благое и правильное дело. Никто за это не осудит. Выживание любыми способами, при малейшей возможности.
— Когда они выйдут, эти небожители? — спросил он, внимательно разглядывая вход в «дерево».
— Выйдут, — заверил его Дядюшка-волк. — Не будут же они сидеть внутри этой штуки вечно. Увидят, что возле нее кто-то шастает, посмотрят на нас и выйдут познакомиться. Я бы, кстати, обратил внимание на другое.
— На что?
— Вон там, справа от основного «ствола», видишь? Очень любопытная штука. Вырост какой-то? Или это «дерево» так размножается?
В самом деле, штука, на которую указал Дядюшка-волк, относилась к разряду занятных. Она походила на большой цветочный бутон, появившийся посреди куста, ветки которого были густо усеяны странно изогнутыми колючками. Может, эти выросты колючками и вовсе не являлись?
Впрочем, сейчас это не имело большого значения. Главное было в бутоне. Он рос прямо на глазах, вытягивался, становился шире, поднимался выше. Словно был резиновым шариком, который поспешно надувал некто невидимый.
— Ого! — сказал Антон. — Как думаешь, что это?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил Дядюшка-волк. — Но оно растет. И это неспроста.
— Ясно — неспроста. А что говорит твой сверхтонкий нюх? Какова сущность этой штуки?
— Теперь ты будешь надо мной издеваться?
— Ни в коем случае, — заверил Волчонок. — Даже не думал. Я спросил именно то, о чем хочу узнать. Что твой нос говорит об этом цветке, если, конечно, он им на самом деле является. Я лично в этом сомневаюсь.
— Мой нос тоже. Он говорит, что это не цветок. Цветы так не пахнут.
— А что?
— Эта штука пахнет как механизм, причем механизм, предназначенный для перемещения.
— Да-а-а… — задумчиво протянул Антон.
Что он еще мог сказать в данной ситуации?
Механизм перемещения? Каким образом? Сесть на эту штуку верхом и ждать, когда она вознесет тебя в небо? Что-то в подобное не верится. Они же не в сказке.
С другой стороны, не может Дядюшка-волк ему врать. Он вообще очень редко врет. Не считает нужным до такого опускаться. Врагу, ради выгоды — ради бога, а вот ему, воспитаннику, — нет.
Значит, остается только ждать? Да, наверное, так. Тем более что ждать придется явно недолго.
А бутон рос и рос. Вот он уже достиг размеров головы взрослого мужчины, подрос еще, рывком удлинился…
Антон затаил дыхание.
Хлопок!
На месте бутона вдруг возникло радужное окно, размером в полтора-два человеческих роста. Оно было покрыто рябью, примерно такой, какая бывает на воде большого бассейна от легкого ветерка. Почти незаметная рябь, но в то же время не позволяющая рассмотреть, что там, за ней.
Волчонок затаил дыхание.
Кто выйдет из этой двери? Ну же… Какие они, небожители?
Легкий треск, как от рвущейся марли, и из призрачной двери вышел ящер, ростом на голову выше среднего человека. Одет он был в нечто вроде зеленоватого броника, передвигался на задних лапах, а в передних держал предмет, явно относящийся к оружию.
23
Прощание — очень печальная штука. Особенно если это прощание навсегда, навечно.
Гарг прощался со своим миром. Точнее — с миром, в котором он был великим властелином, с миром, в котором у него были просто божественные возможности. Надо было возвращаться к реальной жизни, что бы она для него ни сулила, чем бы для него ни обернулась.