Колян включил камеру и принялся водить ей из стороны в сторону.
– Слушай, родной, не надо дёргать камеру. И зумом пока не балуйся. Это позже объясню. Телик смотришь? Стоит чувак, вопрос задаёт другому или говорит о чём-нибудь – кадр не шелохнётся. Попробуй так же… Представь, что ты оператор, а репортаж твой во «Взгляде» показывать будут.
– Так нет его уже!
– Это к примеру. Хорошо, пусть в программе «Время». Эта – точно надолго. Просто снимай меня. Я буду что-то рассказывать, иногда чу-уть двигаться, а ты следи, чтобы я за кадр не вышел. Держи камеру и не дёргай ее почём зря. Как кивну – можешь один раз навести на дом, а потом обратно на меня. Ме-едленно.
Встали у подъезда. Сломанная дверь всё время скрипела и хлопала, а с первого этажа, из приоткрытой форточки квартиры, почти без перерыва нёсся отборный мат, неудержимо воняло ацетоном и сгоревшим луком. Тогда отошли к большой трансформаторной будке, в самый угол огромного двора. Фон для съёмки, конечно, не очень. Вдоль всей будки – через дверь с навесным замком пестрело красным: «Спартак – чемпион, Кони – суки, Надюха – не Динамо, а честная давалка…» – часть адреса с телефоном Надюхи не поместились, и надпись криво уползала за угол будки, отрывисто переходя ниже, на бетон покосившегося трехметрового забора. На самом заборе чёрной краской большими буквами было выведено: «Как жить??» В закутке двора почти не было ветра, а постоянно горевшая лампочка большого фонаря давала достаточно света. Колян с важным видом включил камеру, и Грачёв начал свой рассказ.
***
– Здравствуйте, дорогие товарищи. Меня зовут Степан Степанович Грачёв. Я – бомж и по случайному стечению обстоятельств ваш экскурсовод по Н-ску, который, как вы понимаете, я знаю очень хорошо. Но для начала расскажу о себе. Родился в Москве в тысяча девятьсот семидесятом году, в семь лет переехал с родителями в Н-ск, где проживали родители моей матери. Здесь я учился до пятого класса и до сих пор считаю этот город родным. Отец у меня был военным, поэтому мы часто меняли место жительства. Окончил школу я в Горно-Алтайске, потом учился в Новосибирском университете, сначала на экономическом факультете. Отец погиб в Афгане в восемьдесят третьем. Прямо под Новый год. На этих днях – ровно десять лет, а помянуть нечем, да и пить бросил… наверное…
Степан опустил голову и, как условились, кивнул. Картинка поползла вдоль забора, всё же захватив последние цифры Надькиного телефона. Дёргано вернулась обратно. Сцепив руки в замок и переминаясь с ноги на ногу, Степан продолжал:
– В восемьдесят девятом я перешёл на отделение социологии. На последнем курсе стал подрабатывать помощником на передвижной телестанции. Это я способ такой нашёл собрать материал для дипломной работы. Там я и научился обращаться с телекамерой, даже ускоренные курсы окончил. В один день всё пошло в моей жизни на-пе-ре-ко-сяк. Как-то после съёмок очередного сюжета меня с приятелями пригласили на день рождения. Мы снимали в маленьком посёлке. Дело было вечером, возвращаться в Горно-Алтайск поздно, и мы с ребятами решили остаться до утра. Когда к застолью присоединились местные парни, возвратившиеся с киносеанса из клуба, возникла пьяная, жестокая драка. Мы с товарищем тоже сильно пострадали, а один из сельских парней погиб. Показали на меня. В общем, домахался я там до обвинения в убийстве. Пока с делом разбирались, отсидел в предварительном заключении почти полтора года. Против всякой логики и закона. По факту. Вернулся в Н-ск в прошлом декабре, оказалось, что остался на улице. Мама после смерти моего отца стала набожной. В храм ходила каждый день – как на работу. А уж как я попал в «историю», так она не адвоката искать стала, а с паломниками в Иерусалим подалась. Вымаливать мне прощение. Так и не знаю, куда делась. В храме нашем в Светёлкино был много раз, но никто ничего не знает, и о маме моей новостей никаких нет. Пока я сидел, умерла бабушка. Она перед смертью завещала мне «однушку», но что-то там напутала с документами или обманули её… В итоге квартиру после её смерти продали по левой доверенности. Так я и оказался на улице.
Колян перестал снимать. Картинка уперлась в землю.
– Так у тебя ничего нет?
– Смешно спросил: «Ничего?» Это как посмотреть…
Колян смутился:
– Я к тому, что живёшь где, ночуешь?
– Родной, расслышал ты? Я – б-бомж теперь. Летом ночевал где придётся, а зимой всегда в подвалах. Открытых много. Там трубы отопления – не так холодно, но сыро и пакостно.
– А на жизнь как зарабатываешь?
– Бутылки собираю, металлолом, на станции иногда что-то гружу. Сразу, как выпустили, поехал в Горно-Алтайск. Пробовал оператором, но не берут на прежнее место. Говорят, чтобы сначала в универе всё наладил. Тогда шуму много было с делом уголовным, и никого не интересует, что невиновен оказался. А теперь видишь, за год как я выглядеть стал? В таком виде где устроишься? Сначала соседи бабушки помогали, но увидели раз пьяным – отвернулись. Люди быстро такие решения принимают. Признаю, был грех такой в прошлую зиму. Так холодно было в подвале, что перебрал пару раз, хотя в студенческие годы – не поверишь – не пил вовсе. И тогда, на дне рождения злополучном, – ни грамма.