— Скажи, что там не взрывчатка, — пробует Брут неуверенно.
— Чуть-чуть совсем, — успокаивает его Бродяга. — В основном игрушки.
Брут озадаченно замирает.
— На ёлку, — уточняет Бродяга.
Брут вежливо поднимает брови.
— Позор тебе и твоему Полису, — заключает Бродяга. — Смотри и учись. Будешь помогать.
Брут только вздыхает. Возражения, кажется, не принимаются.
Бродяга за руку его тянет к ели, под которой уже валяются опавшие иголки — Брут не хочет знать, сколько их потом будет по всей квартире и из каких интересных мест ему придётся их вытряхивать. Бродяга забирается в мешок и, покопавшись там, вручает ему деревянную фигурку.
Брут озадаченно разглядывает зайца с продетой сквозь уши верёвочкой.
— Вешай, — пихает его Бродяга. — Это ёлка. Её украшают. Под неё кладут подарки. И если вы тут забыли, как праздновали до падения неба, то полный вам позор.
— Праздновали, да, — соображает, наконец, Брут. — Я… мне рассказывали когда-то. В детстве. Но мы не празднуем, это же просто…
— Я тебя укушу за «простодату», — Бродяга выразительно зубами щёлкает. — Это праздник, его надо праздновать с семьёй, и раз уж моя сестра свалила к этому вашему…
— Ты, — Брут моргает, — меня сейчас назвал…
— Тебе послышалось, — Бродяга закапывается в мешок слишком поспешно. — Заткнись. И перестань улыбаться. Вы, браслетники, этого всё равно никогда не поймёте, так что не…
Брут, улыбаясь, снова смотрит на зайца.
— Это… кто-то из ваших вырезал?
— Пфф, нет, — Бродяга высовывается обратно, лохматый и с ещё несколькими резными фигурками. — Это моё всё.
— Ты… сам? — Брут восхищённо касается игрушки кончиками пальцев.
Бродяга ворчит, что не надо устраивать такое шоу из ничего, и подпихивает его к ёлке. Брут послушно вешает зайца на одну из нижних веток.
Бродяга бурчит, что он должен быть выше, и перевешивает зайца ближе к макушке. Брут только хмыкает, не пытаясь спорить.
— Зажечь бы её ещё, — мечтательно вздыхает Бродяга, когда все игрушки оказываются на ёлке и, частично, на остальных растениях.
Брут меланхолично наблюдает, как агрессивное подобие росянки пытается сожрать пристроенную на его лист небольшую фигурку бабочки. Потом до него доходит.
— Ты не будешь ничего поджигать в моём доме. Мы говорили об этом ещё когда…
— Да не поджигать, — отмахивается Бродяга, — никто не предлагает поджечь ель, ты спятил? Мы костёр обычно жжём, но у тебя тут… разве что плиту.
— Нет!
— Зануда.
— Пироман.
— Пидо… кто? — обижается Бродяга мимоходом. — А на ёлку свечки ставят, но эта маловата, загорится.
— Так, — Брут мотает начинающей болеть головой, — тебе вообще что нужно? Чтобы горело и не поджигало всё вокруг?
Бродяга кивает. Брут тянется, хрустя шеей:
— Дай немного времени, сделаем.
— Не лампочки! — торопливо возражает Бродяга.
Брут чуть улыбается, поймав отблеск детского восхищения в его глазах. Соглашается покорно:
— Не лампочки.
Брут его таким почти никогда не видел, на самом деле. Бруту нравится.
Бродяга, развалившийся на диванчике в лаборатории, сначала пытается рассказывать что-то про их Новый год, но отключается на полуслове. Брут только фырчит, оглянувшись на вдруг повисшую тишину.
Брут вечно шутит, что Бродяга очень милый, когда спит зубами к стенке; Бродяга бесится каждый раз и начинает доказывать, что он вовсе не, — и, на самом деле, обычно он действительно «не». Обычно он и во сне напряжён и чуть скалится, всегда готовый вскочить от малейшего шороха, защищаться, отбиваться от чего-то — вечный привет жизни за Куполом, привычка, от которой даже в безопасности города не избавиться. А сейчас — сейчас Брут улыбается, глядя на его спокойное лицо и расслабленно лежащую на груди руку.
Редкое зрелище, правда.
Холодный огонь — смесь давно проверенная, одна из икаровых игрушек; остаётся только рассортировать по импровизированным «свечкам». Брут, по крайней мере, надеется, что конструкция похожа на свечи — их он видел когда-то мельком и на картинке.
Бродяга от прикосновения к плечу подрывается, как от удара; ошалело отшатывается от искрящего пламени:
— А ещё говоришь, что я всё сжечь пытаюсь…
— Оно холодное, — хмыкает Брут. — Честно, смотри, — и ловит искру ладонью.
У Бродяги загораются глаза. Брут предупреждает торопливо:
— Если ты уже думаешь, как это использовать для взрыва Полиса, ответ — нет.
Бродяга неубедительно бурчит что-то про отпугивание хищников, снисходительно оценивает вид «свечек» и хмыкает, что для горожанина очень даже неплохо.
Бродяга, кажется, даже дыхание задерживает, цепляя их на ёлку. У него отблески огня на лице и улыбка совсем не хищная — детская немного, светлая. Брут не знал, что он может так улыбаться.
— Часа три будут гореть, — негромко говорит Брут. Бродяга косится на часы и удовлетворённо кивает.
— Хватит. Я там ещё петарды…
— Нет, — отрезает Брут.
Бродяга возмущённо фырчит. Брут на него щурится, не собираясь отступать в этой игре в гляделки.
— Ну и ладно, — неожиданно сдаётся Бродяга. — Ты не выгнал меня с ёлкой, так и быть, здесь уступлю.
Брут подозрительно хмурится, но не рискует развивать тему. Бродяга небрежно брякает под ёлку какой-то свёрток и на вопросительное «ммм?» мотает головой:
— Это после полуночи.
Брут, хмыкнув, кладёт рядом пакет.
(Брут просто надеется, что хоть немного угадал с его содержимым — времени собрать что-то для подарка, пока Бродяга спал, было не так много.)
Бродяга корчит подозрительнейшую из своих гримас. Брут отвечает прямым серьёзным взглядом.
— Ты ещё ужин упоминал, да? — спрашивает, прерывая гляделки. — И обещания.
Бродяга закатывает глаза и сочувственно хлопает его по плечу:
— Ты когда-нибудь поймёшь суть. Наверное. Когда снимешь вот это… — он скользит пальцами по его руке, цепляя браслет. — А пока да. Ужин.
— И всё снова сводится к тому, что ты жрёшь мою еду, — ворчит Брут.
Бродяга пихает его в плечо.
Бродяга вечером внимательно следит, как меняется на электронных часах дата, и торжественно заявляет:
— В новом году я клянусь взорвать к чёрту весь этот город.
— «Обещания… которые никто не держит»? — неуверенно цитирует Брут.
Бродяга фыркает. Брут закатывает глаза:
— Клянусь выкинуть нахер всю эту твою зелень и привести, наконец, свою квартиру в порядок.
Бродяга показывает ему язык и улыбается радостно и открыто. Брут его весельем и будто бы надеждой на что-то хорошее проникается невольно и тоже приподнимает уголки губ.
На душе тепло.
(В свёртке для Брута оказывается искусно вырезанный из дерева дикий кот с драным ухом, неуловимо напоминающий выражением мордочки Бродягу.)
(Бродяга делает вид, что совсем не в восторге от сладостей, хорошей зажигалки и мощного фонарика, но Брут видит, как горят его глаза.)
(Петарды Бродяга всё-таки взрывает, каким-то чудом ухитрившись при этом не поджечь мебель; Брут разглядывает чёрное пятно на потолке и обречённо вздыхает.)
(Иголки от ели приходится вытряхивать даже из кровати.)
========== Браслет ==========
Комментарий к Браслет
В связи с внезапными “обгоревшими браслетами изгоев” для концерта.
Бродяга авторским произволом оказался в первом поколении изгоев, да.
tw насилие?
Брут приходит в лагерь потерянный и чуть шатающийся; Брут выглядит так, будто из Полиса прорывался с боем, а потом пешком продирался через лес, игнорируя дорогу.
(Или так и было?)
Бродяга сначала его даже не узнаёт — Брут не в белом, Брут покрыт грязью и немного кровью, и Бродяга почти приставляет нож к его шее, когда тот откидывает капюшон и смотрит устало-обречённо, горло подставляя.