— О чем он говорит? — подозрительно осведомилась Каури.
— Что ему претит слушать женскую болтовню и он хочет спать, — «перевела» баронетта Монброн. Воительница совершенно по-кошачьи фыркнула:
— Тогда отошли его. Только сперва передай ему мои слова: пусть поменьше мнит о себе. Мы еще продолжим то, чему не удалось завершиться сегодня — и посмотрим, кто уйдет сам, а кого унесут!
Айлэ добросовестно перевела, добавив от себя просьбу не устраивать перепалку, поскольку она испытывает затруднения с переложением цветистых киммерийских проклятий на альбийское наречие. Хасти, продолжая что-то раздраженно ворчать себе под нос, удалился, запасливо прихватив одну из украшавших стол бутылей.
Только после этого Каури наконец присела напротив баронетты диа Монброн и какое-то время пристально разглядывала девушку. В голову Айлэ начали закрадываться тревожные предположения: начиная с того, что его милость Ирваст все-таки решил избавиться от непрошеных гостей и воительнице поручено это исполнить, до совершенно нелепой мысли — кто знает, какие у альбов отношения между собой и не испытывает ли Черный Шип, случаем, тяги к представительницам своего пола?
Не выдержав, Айлэ вежливо кашлянула:
— Можно мне спросить? Господин Ирваст и госпожа Медвари — кто они друг другу? Отец и дочь? Или брат и сестра?
— Дальние родичи, — альбийка мотнула бронзовыми локонами, стянутыми неизменной алой лентой, точно разгоняя скверный сон. — Сейчас она его подруга. Раньше у него была другая, но Высокому захотелось госпожу Медвари. Возражать в таких случаях не принято… и тебе не советую, — она едко ухмыльнулась. — Впервые на моей памяти Недолговечным, явившимся в Заповедный Край, оставляют жизнь и мало того — везут ко двору! Что ж, постарайся проявить себя в Чертогах с лучшей стороны, иначе моим господам придется несладко. Верховный их не слишком жалует.
— Тому есть веская причина? — баронетте не требовалось нарочно изображать жгучий интерес, ей в самом деле было до крайности любопытно.
— Говорят, госпожу Медвари и кого-то из ее друзей заметили там, где им не следовало находиться — в Хранилище Древностей, — неопределенно махнула рукой Каури. — Кое-кто считает, что госпожа чрезмерно увлекается поисками магических книг… Если ты действительно знаешь что-то о «Кэннэн Гэллэр», расскажи ей, — неожиданно серьезным тоном посоветовала воительница. — Госпожа Медвари очень умна, умнее многих в Йаули и других замках, и она из тех немногих, что заботятся о поддержании спокойствия в наших землях. Только не рассчитывай разжалобить ее слезами о покинутых родителях, — теперь голос альбийки стал слегка подрагивающим от сдерживаемой злости. — Привыкай к мысли о том, что твой дом отныне и до смерти — здесь. Госпожа Медвари не сможет вернуть тебя обратно, даже если бы и захотела. Никто не покинет Заповедного Края — ни рожденные здесь, ни пришедшие извне. Мы отрезаны от всего и от всех — с тех пор, как проведена Оберегающая Черта. Конечно, нас никто не беспокоит… но, с другой стороны, если мы все тут перемрем, никто об этом не узнает и не пожалеет. Высокий Альвар станет таким же, как Венаадд — ты видела развалины рядом с поселком? Впрочем, вы же оттуда явились, ведь так?
Черный Шип дотянулась до ближайшего бокала, залпом выпила содержимое и мрачно уставилась на пустую чашу. Похоже, воительница говорила о том, что давно ее волновало, но напуганная столь внезапной и беспричинной вспышкой ярости Айлэ почти ничего не поняла. Ей хотелось разузнать, что такое «Оберегающая Черта» и кто ее создал, отчего было разрушено и не восстановлено такое великолепное поместье, как Венаадд, почему всех так волнует старинная альбийская хроника и что скрывается за словами «Прямая Тропа»?
— Когда-нибудь ты узнаешь ответы на большинство вопросов, — словно подслушав ее размышления, негромко сказала Каури. — Или не узнаешь, если на то не будет воли Небес. А пока — утоли-ка мою любознательность. Хочу знать, ошиблась я или нет — в твоей родословной были Живущие Вечно?
— В семье моей матери ходило предание, — баронетта решила, что не погрешит против истины, слегка приукрасив свое настоящее происхождение: — Якобы то ли прадед, то ли прапрадед привез откуда-то с Полуночи удивительной красоты деву, не ведавшую губящего дыхания старости. Она оставалась с моим пращуром до дня его кончины, а потом исчезла. Куда — никто не знает. Наверное, вернулась в родные края. У них родилось двое детей, в числе потомков которых — моя мать и я сама.
«Что бы сказала на это Меланталь Фриерра, способная перечислить своих родичей до седьмого колена и дальше? — упрекнул тихий голосок совести. — Она-то уж точно знала, чья она дочь, и кто ее предки».
— С Полуночи… — задумчиво повторила альбийка, точно советуясь сама с собой. — Что ж, могло быть и такое… Некоторым беглецам удавалось поймать удачу… Ладно! — она пристукнула маленькой твердой ладонью по столу и глянула в окно. — Уже поздно, вам нужно отдохнуть перед завтрашним путешествием, да и у меня есть дела. Но, прежде чем уйти, я хотела бы… — она почему-то замялась, но договорила: —…вспомнить одну традицию. Не имеет значения, как поначалу вас встретили и что думают о вас наши господа. Знаешь поговорку о том, что всякий соловей — птица, но не всякая птица — соловей? — баронетта кивнула. — В Заповедном Краю то же самое. Высокий Ирваст, госпожа Медвари и я — альбы, Живущие Вечно, и при этом ведем свой род от разных корней. Понимаешь?
— Нет, — огорчилась Айлэ.
— А я не умею толково объяснять, — раздраженно дернула углом рта Черный Шип. — Обращаться с клинками у меня получается гораздо лучше.
Воительница рывком поднялась из кресла, подошла к окну и подняла с узкого подоконника сверток, оставленный ею же в самом начале странного визита.
На свет явилось плавно изогнутое горлышко, а затем и вся бутыль — темного, почти фиолетового стекла с рассыпанными по гладкой поверхности алыми крапинками. Каури с изрядным усилием выдернула залитую смолой пробку, вдумчиво принюхалась к аромату напитка и неторопливо разлила густую, как кровь дракона, жидкость по бокалам.
— Выпьешь — останешься и будешь нашей гостьей, — баронетта сперва решила, что ослышалась — такое же приветствие испокон веку бытовало в Рабирийских холмах, передаваясь из поколения в поколение. Меланталь говорила, будто эти несколько слов сохранились еще с времен падения Черной Цитадели, став изгнанникам единственной памятью об минувшем. — Откажешься — мы дадим тебе место у очага, но не откроем своих тайн. Что выбираешь?
— Чашу, — привычно откликнулась Айлэ, поднимая свой бокал. В отличие от Каури, она сумела осилить только половину — вино оказалось слишком крепким и сладковатым. В оставшейся рубиновой жидкости мерцали еле различимые золотистые искорки — или померещилось?
Должно быть, золотой блеск не был игрой света на хрустальных гранях — зрачки Каури на миг расширились, но более воительница ничем не выдала своего удивления.
11 день месяца Таир.
Кортеж, направлявшийся в неведомый Альвар, покинул Йаули не в полдень, а даже несколько раньше. Помимо собственно Владетеля Предела, госпожи Медвари, прислуги и охраны, за отрядом катились тяжело груженые повозки, запряженные, к удивлению Айлэ, четверками низкорослых выносливых коньков — в точности таких, каких можно встретить на любом пастбище в Нордхейме и Полуночной Аквилонии.
Изловленным Недолговечным предоставили пару лошадей и указали место в цепочке — под бдительным присмотром воинов в синих доспехах. Баронетта решила, что синий, должно быть, является геральдическим цветом хозяев Йауле — он присутствовал в одеждах, украшениях, бляшках лошадиной сбруи и небольшом знамени, развевавшемся в голове колонны. Стяг украшало изображение золотого драконника в лазоревом поле.