— Тотлант!
Киммериец уже сделал шаг навстречу наконец-то вернувшемуся давнему другу, но Зенобия удержала его на месте, подозрительно вглядываясь в остальных приезжих. Пятеро из них королеву не интересовали. Судя но нашивкам и гербам, это всего лишь разъезд дорожной стражи, сопровождающий королевского мага Пограничья. Гвардейцы с недоумением оглядывались по сторонам — стало быть, слухи о творящихся в Вольфгарде безобразиях еще не успели стать всеобщим достоянием.
Но те двое, что прибыли вместе с Тотлантом… Молодой человек и долговязый мужчина в развевающемся плаще оттенка дорогого малахита… Юноша, заметив правителя Аквилонии, изменился в лице и торопливо сдернул с головы залихватски нахлобученный берет, чудесным образом преобразившись в девицу-подростка — зеленоглазую, по-кошачьи грациозную и обманчиво хрупкую.
— Баронетта диа Монброн! — интонации Дженны Канах были вполне способны заморозить бурную реку в разгар лета. — Мне смутно припоминается, будто вашей особе надлежало оставаться в Тарантии. Если ты появляешься здесь, за сотни лиг от Аквилонии, — короткий взмах руки пресек робкую попытку девушки заговорить, — значит, тому имелись веские причины. Одно из двух: либо Коннахар отослал тебя с поручением, либо принц сам присутствует где-то неподалеку. Изволь объясниться.
— Госпожа Зенобия… — баронетта в отчаянье оглянулась на сопровождающего, однако тот не спешил придти ей на помощь. — Клянусь, мы не хотели ничего плохого… Не думали, что все обернется именно так… — окончательно пав духом, девушка отвела взгляд и пробормотала: — Мы все исправим…
— Исправите, как же, — презрительно фыркнула королева, и тут ее супруг, наконец-то удосужившийся как следует рассмотреть неожиданных утренних визитеров, рявкнул во всеуслышанье:
— Да будь я проклят! Это ж Рабирийский Изумруд и… нет, все, что угодно — демоны, скогры, злобные колдуны — только не ты!.. Йен, Тотлант, скажите, что мне мерещится!..
— Не мерещится, к сожалению. Это именно я, — сказал хрипловатый язвительный голос. Рука в перчатке поднялась, откидывая капюшон плаща. Под ним скрывалось не лицо, но личина — кожаная маска цвета старого красного дерева. Через прорезанное слева круглое отверстие блестел яркий серый зрачок. — Похоже, мы, как всегда, вовремя — вы и сами прекрасно управились.
Поразительные известия обрушивались на обитателей коронного замка одно за другим, распространяясь, словно круги по воде от брошенного камня. Однако никому из облегченно переведших дух горожан не пришло в голову наведаться в нижний подвал крепости, дабы известить находившуюся там особу о внезапной перемене участи Цитадели и ее защитников.
Поэтому волшебница Ренисенб эш'Шарвин по-прежнему оставалась в неведении, также как и двое маявшихся под закрытыми дверями стражников гарнизона. Те уже полночи дожидались, когда магичка наконец уразумеет: ширриф столицы Пограничья окончательно и бесповоротно мертв. Трудновато выжить после близкого знакомства с когтями безумного оборотня. Собственно, месьора Грайтиса Дарго собирались хоронить еще минувшим вечером, чему воспрепятствовало сперва нападение скогров, а затем — внезапный и яростный протест госпожи эш'Шарвин. Сперва она распорядилась перенести покойника в каземат, соседствующий с устроенным в подвале ледником для хранения провизии, а теперь еще и сама там заперлась!
Мерзнувшие в коридоре караульные сошлись на том, что стигийка от пережитых треволнений слегка тронулась умом, и теперь спорили: что именно она собирается учудить. Старший настаивал, будто колдунья задумала набить из покойного ширрифа чучело, дабы поставить его у себя в комнате. Более молодой и потому склонный к преувеличениям утверждал, якобы сам видел, как магичка несла с собой зловеще побрякивающий мешок, доверху заполненный всякими колдовскими штучками. Вдруг она решила уподобиться гиперборейским чернокнижникам и сейчас пытается вернуть мертвеца к жизни? Надо бы сбегать наверх да доложить кому-нибудь. И еще кликнуть подмогу — вытащить стигийку из подвала, а бедолагу ширрифа похоронить, как он того заслуживает.
— Госпожа, а госпожа! — старший гвардеец решительно замолотил в низкую дверцу. — Будет вам убиваться-то, а? Добром прошу — вылазьте оттуда, покуда сами в ледышку не превратились!
Поскольку изнутри упрямо отмалчивались, стражник отважился пригрозить:
— Двери-то ведь и выломать можно… Ну помер человек, что с этим поделаешь? Знаете, сколько этой ночью народу полегло?
— Знаю, — глуховато донеслось из-за створки, заставив младшего караульщика от неожиданности прикусить язык. — Обождите еще немного… я скоро выйду.
Вопреки догадкам гвардейцев, Ренисенб эш' Шарвин не творила ничего из приписываемых ей жутких козней. Она просто сидела на давно охромевшем табурете, порой ежась от холода. Чадивший факел, воткнутый в бронзовое кольцо на стене, освещал сводчатый потолок, стены с влажными потеками и лежавший на двух сдвинутых вместе скамьях продолговатый предмет, весьма схожий с зашитым в погребальный саван человеком. Магичка разрезала и откинула в сторону кусок холста, закрывавший голову, и упрямо вглядывалась в застывшее, удивительно спокойное лицо с прикрытыми глазами.
Наконец она сдалась, пробормотав на своем родном наречии:
— Довольно. Чудес не бывает. Мертвое должно пребывать мертвым, и когда-нибудь мы все встретимся на одном перекрестке. Обещаю, что приду туда не одна.
Колдунья с трудом встала, дуя на озябшие руки. Подошла к скамье, намереваясь прикрыть лицо мертвеца холстиной, но так и не решилась этого сделать — сколько она знала Грайтиса Дарго, тот всегда предпочитал видеть любую приближающуюся опасность.
Госпожа Ренисенб уже стояла у дверей, отодвигая тяжелый засов, когда случилось то, чего она напрасно ждала почти всю ночь
Младший стражник, мельком глянувший через плечо женщины, икнул и попятился, беззвучно открывая и закрывая рот. Его старший сотоварищ, втаскивавший в каземат сооруженные из пары жердин и старого мешка носилки, замер в этом неуклюжем положении, каким-то животным нюхом уловив позади себя легкое движение. Коротко треснула рвущаяся ткань, стукнула по полу ножка качнувшейся скамьи, невнятный, охрипший голос озадаченно спросил: «Где я?», и бесцельно шарившая в воздухе рука наткнулась на край носилок.
Рука выглядела вполне обычно — если не считать легкой синеватости на кончиках пальцев и ногтей. Гвардеец, впрочем, таких мелких подробностей не разглядел — ему показалось, будто он держится не за шершавую древесину наскоро обструганной жерди, а сдуру цапнул обледенелый стальной прут. Или раскаленную докрасна кочергу.
— Мальчик умер, — тихо сказали рядом. — Младший сын твоей сестры. Два года назад. Вильгарская трясина. Он оступился, и его затянуло в болото. Не говори сестре. Пусть думает, что он решил убежать из дома и жить своей жизнью.
Стражник шарахнулся в сторону, одновременно пытаясь выругаться и воззвать к богам. Грайтис пристально смотрел через полутемную комнатушку на магичку, изо всех сил вцепившуюся в ободверину и заклинавшую себя не терять сознания.
— Это ты меня звала, да? — спросил ширриф. — Я все время слышал, но не мог ответить. Меня уносило течением реки, а ты стояла на берегу и кричала, что запрещаешь мне умирать. Рени, пожалуйста, не молчи. Мне все время мерещатся какие-то жуткие кошмары, и я больше не понимаю — сон вокруг или явь. Ты мне снишься? Или ты пришла со мной попрощаться? Неужели ты тоже умерла? Рени, скажи хоть что-нибудь, хоть одно слово!..
Никакой встречи давних друзей, само собой, не получилось. Во-первых, обстоятельства не располагали, во-вторых, король Аквилонии и Дженна Канах удрученно подметили, что никому, включая магов, не удается одержать верх над временем. В суматохе дней как-то забывалось, что Тотлант из Луксура, придворный волшебник короля Пограничья — такой же смертный, как все прочие. Мысленно Зенобия прикинула, сколько же лет стукнуло магику. Получившееся число изрядно переваливало за полсотни. Прошедшие годы, не осыпали его голову сединой (будучи уроженцем Стигии и соблюдая давние традиции своей родины, Тотлант предпочитал срезать волосы под корень), но наделили лишним десятком морщин, добавили постоянной озабоченности выражению лица и изрядно притушили насмешливо-бодрый огонек, искрившийся в черных глазах волшебника. Он становился просто стареющим, уставшим человеком, обремененным не только высокой должностью при дворе, но еще и постоянными заботами о делах созданной им магической школы.