— Известите его родных, чтобы утром пришли и забрали тело, — оборвал расспросы Бьярнольва ширриф. Магичка заметила, что дознаватели и стражники косятся на Грайтиса с выражением недоуменного восхищения, явно ломая головы над разгадкой — каким образом он так быстро догадался, где именно нужно разыскивать следы убитого юнца, и сумеет ли столь же точно назвать причину, из-за которой мальчик по имени Соти внезапно решил покончить с собой?
Однако ширриф не собирался больше задерживаться на месте кончины подростка, велев всем расходиться. Труп положили на носилки и унесли, окончательно сгустившийся вечер сменился наступающей ночью. Ренисенб полагала, что теперь они вернутся в башню и спокойно обсудят случившееся, но Грайтис спустился в нижний двор, совершил несколько кругов у входа в кухни, будто искал нечто, уроненное на каменные плиты или потерявшееся в траве. Эш' Шарвин пристроилась на толстой колоде, превращенной в длинную скамью, поставив рядом с собой фонарь. Гвардейцы, несшие дозор на возвышавшемся рядом каменном крыльце, глянули на них с недоумением, но рассудили, что у вольфгардского ширрифа должна иметься некая веская причина, вынуждающая его бродить по двору, совершая прогулку в два десятка шагов от крыльца до спуска в кухонные подвалы.
— Это случилось здесь, — наконец изрек Грайтис, с совершенно разбитым видом присаживаясь рядом со стигийкой. — Мальчик пришел оттуда, — он махнул в сторону полукруглых кухонных окон, освещенных полыхавших в очагах и печах огнем. — Принес с собой кувшин, отдал этому человеку, после чего попросил разрешения наведаться в город…
— А на самом деле отправился искать укромное место, — завершила фразу Ренисенб, сделавшая из увиденного и услышанного кое-какие настораживающие выводы. — Где его и отыскали спустя почти пять колоколов. О каком, собственно, человеке идет речь? Кстати, не желаешь поделиться со мной тем, что вызнал от бедного ребенка? Только не отнекивайся — я сумела уловить долю твоего видения. Зарешеченная дверь в каком-то подземелье, верно?
Вместо ответа ширриф вытащил на свет узкий холщовый сверток, развернул и достал пресловутый нож для разделки белой рыбы. Узкое длинное лезвие, источенное чуть не до обушка, от старости и долгих лет употребления казалось покрытым ржавчиной.
— Хочешь увидеть? — слегка отсутствующим, заледенелым голосом спросил он. — Действительно хочешь? Неужели тебе не страшно?
Должно быть, магичка слишком поспешно схватилась за рукоять протянутого клинка, упав в круговерть лихорадочно сменяющихся видений умершего ребенка и услышав навязчивый приглушенный голос, чей зов с легкостью проникал сквозь каменные стены. Усилием воли эш'Шарвин сумела продержаться до того мгновения, когда призрачные картины начали таять, навсегда погребаемые под слоями серого пепла: душа Соти окончательно покинула мир живущих, удалившись по тропе, ведущей лишь в одну сторону.
— Надо немедленно рассказать об этом кому-нибудь, — с трудом выговорила колдунья, чувствуя себя так, будто очнулась от самого жуткого в своей жизни кошмара. Она полулежала в объятиях Грайтиса, и ширриф осторожно гладил ее по волосам, успокаивая.
— Кому именно? — осведомился он, сочтя, что к стигийке вернулось умение разумно соображать.
— Озимандии или королеве Дженне, — предложила Ренисенб после недолгого размышления.
— Нет, — холодно прозвучало у нее над головой. — Они ничем не смогут нам помочь. Это касается только нас троих — тебя, меня и того, кто прячется за запертой дверью.
— И Эллара, то есть Хасти, — напомнила магичка. — Я видела: завороженный подросток отдал кувшин именно ему, и одни демоны ведают, что могло плескаться в том кувшине!.. Как же нам его предостеречь? — она озадаченно прикусила губу, подсчитывая что-то в уме. — Он выехал вместе с аквилонским королем и этой девушкой из Рабиров около полудня. Стало быть, сейчас они могут находиться на полпути к границе с Немедией или еще дальше… Отправить вестника вдогонку? Вряд ли он сумеет их отыскать, они вроде не собирались придерживаться известных дорог… Послать зов? У меня не хватит сил, а почтенный Озимандия, насколько мне известно, не слишком хорошо владеет этим искусством…
— Ты как-то говорила, будто этот одноглазый колдун управляется с магией лучше, чем вся ваша Радужная школа, вместе взятая, — раздумчиво протянул Грайтис. — Значит, он наверняка способен сам позаботиться о себе: распознать отраву и найти средство ее одолеть.
— Может быть, — согласилась эш'Шарвин, хотя ее голосу недоставало уверенности. — Но согласись: знать об угрожающей давнему другу опасности и не предупредить его — такой поступок выглядит не слишком достойным.
— Да, — согласился ширриф, — однако ты все равно не можешь ничего изменить. Только надеяться, что твоему, наставнику повезет и он окажется умнее своего противника. Единственное, что мы можем и должны сделать — позаботиться, чтобы впредь ни с кем из живущих в Вольфгарде не случилось ничего подобного.
Повисло долгое, напряженное молчание, прерываемое только голосами стражников на стенах замка да громыханием посуды в кухнях. Два человека сидели так неподвижно, что их вполне можно было принять за причудливую тень на стене.
— Это же убийство, — наконец заявила стигийка и невесело хмыкнула. — Самое настоящее, и вдобавок грозящее склокой между магическими гильдиями. Если в Халоге узнают имена виновных, наши с тобой жизни окажутся в большой опасности… Но, кажется, у меня есть идея, как избежать ненужного внимания со стороны Гипербореи, — она высвободилась, поднялась на ноги и деловито уточнила: — Как мы отопрем дверь в карцер?
— Ключами, само собой, — то ли искренне удивился, то ли удачно прикинулся удивленным Грайтис. — С должности меня вроде бы не прогоняли, так что я имею полное право взять у надзирателей любые ключи. Никто не удивится, наоборот, они решат, что мне необходимо задать их подопечному пару-тройку вопросов… Рени, тебе не кажется, что лучше бы ты оставалась в стороне? Да, знаю, ты хочешь рассчитаться за нанесенные тебе обиды, но…
— Слушать ничего не желаю! — колдунья закрыла уши ладонями. — Вот что, давай встретимся через полколокола у входа в подвалы. Мне нужно кое-что раздобыть, а затем мы пойдем и остановим это безумие.
Ближе к полуночи.
Искомая дверь действительно располагалась в самом дальнем конце длинного коридора с низким потолком в перекрестьях массивных стропил. Ее освещал на треть прогоревший факел, воткнутый в бронзовое кольцо, но внутри, за решетчатым оконцем, висела непроглядная темнота, пахнущая гнилой соломой. Державшая фонарь Ренисенб эш'Шарвин внимательно следила, как ее спутник вытащил из скоб толстый брус засова, а затем принялся отпирать замки. Раскачивающаяся связка ключей несколько раз ударила по жести, будто уведомляя находившегося за обшитой железными полосами створкой человека о приходе полуночных визитеров.
Он даже не стал прикидываться крепко спящим, когда дверь наконец распахнулась. Сидел у стены, вытянув ноги и положив на колени руки в браслетах оков, словно находился не в подземном карцере, но у себя дома, терпеливо ожидая, когда нагрянувшие гости изволят убраться, позволив хозяину вернуться к прерванным делам. Черно-багровое с золотой каймой одеяние в свете масляной лампы казалось чем-то вроде торжественной мантии, словно многочисленные дыры и прорехи заштопались сами собой. Белая эмалевая кисть оранжево вспыхнула, когда на нее случайно упал отблеск факела из коридора.