— Итак, с одной стороны, ты выполнил некое соглашение, вернул к жизни хорошего человека, не тебе, поганцу, чета, — рассуждал одноглазый, обращаясь уже непосредственно к Беспалому, внезапно ощутившему противную слабость в коленях. — К тому же, хоть по всем законам на земле королевства Пограничного тебе полагается сидеть в кандалах под замком, за какие-то заслуги Его величество дозволяет тебе пользоваться некоторой свободой. Следовательно, снести тебе башку с плеч было бы не совсем правильно… хотя и заманчиво.
— Но, с другой стороны, ты ведь ничего не делаешь просто так, Крэган из Халоги, — поразительно доброжелательным тоном продолжал Хасти. — Сама магия Круга Белой Руки, в котором ты занимаешь далеко не последнее место, такова, что любое заклятие неизбежно обращается во зло, даже если изначально преследует благие цели. И ты прекрасно осведомлен об этом, ибо нельзя не причинять вред, черпая силу из мира мертвых. Вот и сейчас ты, мерзавец, — голос мага удивительным образом изменился, в нем лязгнул металл, — обрек этих двоих на своего рода проклятие. Признаюсь, я не в силах уничтожить его, не убив тем самым тебя, Ренисенб, или твоего друга. Зато в моих силах совершить кое-что иное. Я прикую некоего предприимчивого гиперборейского колдуна к цепи, которую он сам же и создал. Отныне ты, Беспалый, будешь очень внимательно присматривать за их здоровьем и благополучием, ибо все плохое, что случится с ними, произойдет и с тобой. А вот тебя можно будет прикончить без малейших последствий для этих замечательных людей. И если кто-нибудь, когда-нибудь поймает тебя на злом деле — Ренисенб, Грайтис, слышите? — то я не только разрешаю, но настоятельно советую раздавить Крэгана из Халоги, как ядовитую гадину. Крэган Беспалый, ты разжалован. Я лишаю тебя Силы.
— Это прямое нарушение Устава о Колдовством Искусстве! — выкрикнул Крэган, тщетно пытаясь расправиться с паникой, запустившей свои цепкие корни к нему в душу. — Кто бы ты ни был, ты не принадлежишь к нашей школе и нашему Кругу, следовательно, не имеешь права угрожать мне. Если тебя возмущают мои действия, обратись со своей жалобой к Старейшинам
Круга, но имей в виду — эта женщина сама попросила меня о помощи!
— Конечно, конечно. Так ведь и я стараюсь только для твоей же пользы. Вдруг ты еще не совсем потерян для человечества? — бесстрастная маска кивнула и отвернулась, словно бы потеряв всякий интерес к гиперборейцу, лихорадочно вспоминающему защитные заклятья, собирающему силы, воздвигающего щит за щитом.
Беспалый ожидал чего угодно, только не внезапно обрушившегося на него потока безостановочно струящейся черноты, перевитой алыми вспышками и острым нестерпимым мерцанием, вроде игры солнечного света на гранях драгоценного камня. Поток с легкостью разрушил все преграды, возведенные Крэганом, поглотил его и увлек за собой, как разлившаяся река в половодье уносит выстроенные на ее берегах дома. Гипербореец успел подумать, что никогда ранее не сталкивался с подобной разновидностью магии — древней и вечно юной, ни от чего не зависящей, не заимствующей силу стихий или темное могущество Нижних Сфер, устрашающей и притягивающей одновременно. Если в старинных летописях сохранилась хоть доля истины, таким могло быть пресловутое колдовство альбов — веселое и жестокое, игристое, как молодое вино, естественное, словно дыхание, и неподвластное никому, кроме своих творцов. Неудивительно, что в нынешние времена тяжеловато найти средство одолеть подобную волшбу.
«Но я найду на тебя управу. Не сейчас, так позже», — из последних сил пригрозил Крэган неведомо кому, постепенно погружаясь в клубящийся мрак, навстречу обитающим в его глубинах загадочным созданиям.
Те, кто к этому мгновению оставались подле Конана, созерцали происходящее в немом изумлении.
— Что это с ним? — брезгливо спросила Зенобия, заметив, как магик из Халоги пошатнулся и, свершив неуклюжий полуоборот, плюхнулся на каменные ступеньки. Физиономия Крэгана приобрела багрово-сизый оттенок, он отчаянно разевал рот, но испускал вместо криков сиплое поскуливание. — Никак умирает?
— Всего лишь платит малую часть своих долгов, — пожал плечами Хасти. — Будет лучше, если этого человека поместят под замок. Конечно, его жизнь сейчас в твоей воле, — добавил рабириец, приметив неприязненный взгляд короля Аквилонии, брошенный на скрючившегося в судорогах колдуна, — можешь казнить его, если хочешь. Но теперь я вырвал жало у скорпиона, и он более не опасен — а легкую смерть, чего доброго, сочтет за благо…
— Нам нужно поговорить, — не дослушав, перебил Конан. — Причем немедленно и без лишних ушей. Только ты, я и Йен. Галтран! — сотник изрядно поредевшей гвардии Черных Драконов возник беззвучно и почти бесшумно, словно бы соткался из воздуха. — Разгони всех по местам, нечего глазеть и бездельничать. Скажи людям: осада снята, но покидать замок пока рано. Если этот их полумертвый ширриф в силах соображать, пусть изыщет мне хоть кого из придворных Эклинга, чем выше рангом, тем лучше. Гиперборейца суньте куда-нибудь, чтоб был под присмотром. И в кандалы его, заразу, нет у меня более для него ни терпения, ни милосердия… Найди комнату для баронетты Монброн. Изумруд! — девушка встрепенулась и осторожно приблизилась. — Марш отдыхать, потом я с тобой потолкую.
— Ваше величество, — вопрос сотника остановил Конана, уже повернувшегося уходить, — что прикажете делать с… э-э… висельником?
Смысл вопроса дошел до короля не 'сразу. Киммериец невольно бросил взгляд на подводу, на дне которой, накрытое холстиной, покоилось тело Рэфа из Ильгорта, бывшего квартального дознавателя и неудачливого вожака Стаи, потом понял и побагровел.
— С висельником?! Зажарить с луком, прах тебя побери, и подать к ужину! Зачем вообще вы волокли его в замок?! Проклятье! Заройте где-нибудь во рву, и дело с концом!
…Еще недавно в этой небольшой и уютной зале, надежно защищенной от чужих глаз и ушей, Конан с семьей и Эртель со своей подружкой коротали вечера в застольных беседах. На сей раз за дубовым столом собрались трое, и разговор предстоял не самый приятный.
Едва за ними закрылась дверь, киммериец опустился в кресло и потребовал, хмуро глядя на одноглазого мага:
— Рассказывай.
Прежде чем начать свою повесть, маг развязал тесемки на невзрачном кожаном мешке, и внезапно серые каменные стены озарились яркими бликами.
10 день месяца Таир
7853 года от Падения Цитадели
(По счету людей — 24 день Первой летней луны
1313 года по основанию Аквилонии).
ичто не нарушало покоя в лощине, дремавшей между холмов и полого нисходившей в зарастающее ряской озерцо. Вырастала и опадала листва, порой шел дождь и никогда — снег, былое озеро превратилось в стоячее болотце, изредка через долину пробегало лесное зверье, и снова все замирало, не замечая, как мимо струятся дни, складываясь в десятилетия и века.
И внезапно зазвучавший в утреннем тумане мелодичный перезвон поначалу вроде не предвещал никаких бедствий. Так могли бы бренчать колокольчики на лошадиной сбруе… если не принимать в расчет, что никакие всадники давненько не наведывались в этот позабытый уголок.
Звон становился громче и отчетливее, пряди белесого тумана потекли вниз и вверх по лощине, словно живые боязливые существа, почуявшие близость хищника. Из открывшегося просвета брызнула небесная голубизна, мгновенно налившаяся темной синью, пронизанной бледно-розовыми и золотистыми вспышками.