— Пусть завтрашний день сам позаботится о себе, — это подошёл младший из французов, аббат Эрбле. Нашёл место для библейской цитаты. Сержант только сплюнул на снег и ответил — сердито, сквозь зубы:
— У господа нашего апостолы под командой были. Числом двенадцать. А у меня уроды. Числом под сто. Поневоле приходится
— Сержант — оборвал его Яков, прежде чем старый волк до богохульства не договорился.
От ворот раздались удар, крики и сдавленный мат — на горке повозка вывернулась у людей из рук. Кто-то отпрыгнул, кто-то получил по ноге. Судя по отборным ругательствам серьезно никого не зацепило, но все-таки... Капитан устало махнул рукой. — Ладно, сержант, один день даю. Дневка. Все равно надо обоз перепаковать, перетянуть все, что можно. Переход будет долгий.
Сержант усмехнулся в бороду и пошёл
— Что-то старый волк сегодня не в духе, — заметил Эрбле, провожая взглядом уходящего вояку.
— Это не «не в духе», — ответил Яков, — это так, лёгкое раздражение. Вот когда он действительно не в духе... — тут капитан оборвал фразу, выругав сам себя в душе за глупость — о таком чужим не рассказывают. Тем более чужим французам. К счастью для него, аббат решил сменить тему:
— Кстати, а что это за Мюльберг такой, о котором он так беспокоился?.
— Весьма примечательное местечко. На юг отсюда.
— Вы идёте на юг?
— Да. Куда зимние квартиры назначили.
— Не возражаете, если мы с шевалье составим вам компанию? Нам как раз в ту сторону, а дороги в это время опасны.
Уходящий сержант внезапно развернулся, смерив французского шевалье долгим взглядом из-под кустистых бровей. Капитан посмотрел на него, потом на ворота конюшни и сказал
— Ничего не имею против.
2-1
поле
Рота покинула поместье на следующий день, прошла через лес, потом по полю неудавшейся казни. Капитан на всякий случай велел мушкетерам зажечь фитили. Но их серые дымки зря коптили небо — никому не было дела до идущих мимо солдат. Пресловутые дрова с поля давно убрали — сержант при виде пустого, вытоптанного сапогами места только рукой махнул. Яков оглядел кромку леса вдали, нахмурился и приказал ускорить шаг. Итальянец Лоренцо у знамени улыбнулся и засвистел такой неуместный в строю весёлый мотивчик. Немилосердно фальшивя при этом. Капитан обернулся, пробегая глазами шагающую по снегу колонну — нет ли отстающих. Вроде все на месте, но лучше проверить. Яков открыл было рот, послать Рейнеке назад, но обнаружил, что юнкера на положенном месте — за левым плечом капитана — нет. Вроде бы только что был.
«Куда он, мать его, провалился? — подумал капитан поворачивая коня, — хуже места не нашёл — отстать?»
Ан нет, вот он — Яков вздохнул с облегчением, увидев знакомый чёрный ёжик волос далеко с тыла, у самых обозных телег. Идёт себе пешком, ухватившись за высокий борт. Разговаривает с кем-то невидимым за высоким пологом. Тихо так разговаривает, вежливо, поминутно смущаясь и путая слова. И начальства, скотина эдакая, в упор не видит. Капитан постарался подкрасться как можно незаметнее и вежливо — как ему показалось — осведомился у Рейнеке, знает ли он, где ему положено быть. Застигнутый врасплох юнкер извинился. Впрочем, ему явно казалось, что он должен быть именно здесь, неважно, что на этот счёт говорят капитан и уставы. «Ну сейчас я ему, — подумал капитан, прикидывая, в какой бы караул парня загнать для вразумления, но тут из-под полога повозки на Якова сверкнули карие глаза и тихий голос вежливо произнёс:
— Не ругайте его господин офицер. Пожалуйста. Он хороший.
— Последний хороший человек в этой армии умер с голода ещё при Тилли, — машинально ответил Яков, а потом долго пытался сообразить: «а это кто?». Круглое веснушчатое лицо, рыжие волосы, упрямо пробивавшиеся на волю из под тяжёлой солдатской шапки. Потом вспомнил — спасённая из деревни. Очнулась. И как только юнкер умудрился устроить её в обоз ?
— Юнкер, займите своё место. И шапку наденьте, не лето. — устало бросил капитан. Рейнеке отдал честь и пошёл. Хотя последнюю фразу предпочёл не расслышать.
Яков развернулся и ещё немного проехал назад, в хвост колонны, Пропустил последние ряды мимо себя, огляделся — на глаз, все было в порядке. Потом обернулся и какое-то время с интересом следил за Рейнеке. Прям живая иллюстрация к учебнику баллистики — тело под воздействием разнонаправленных сил. Инерция капитанского окрика, притяжение карих глаз — в итоге юнкер, описав по полю сложную, но вполне подчиняющуюся формулам кривую вернулся к повозке. И шапку стервец так и не надел. Уж больно ладно она сидела на рыжей девичьей головке.
— Ну я ему... — подумал было капитан, готовя в голове слова для очередного разноса.
— Бесполезно капитан, — вдруг сказал ему горбоносый стрелок Ганс, шагавший в колонне замыкающим — если будет позволено обратиться...
— Да.
— Но если сейчас, к примеру, сюда явится их величество император и прикажет парню идти налево. А королева Швеции, к примеру, прикажет направо...
Яков попытался представить такую кучу королей с придворными в глуши, на запорошённом снегом поле. Картинка в голове нарисовалась совсем забавная — Яков даже улыбнулся. Ганс продолжил:
… то парень пойдёт, куда Анна скажет.
— Личный опыт, солдат?
— Вроде того, — улыбнулся стрелок и вдруг, с места вскинул к плечу тяжёлый мушкет.
— В лесу за нами, — бросил он коротко, — Движение.
Капитан пригляделся. Да, что-то шевелилось вдали, под чёрными еловыми ветками. Серые тени на тёмном.
— Волки, что ли ?
— Крестьяне. Поджидают отставших.
Все, как всегда. Деревенские прячутся при виде солдат в строю, и перекрывают дороги сразу за ними — ловят отставших и заблудившихся. Ой, и плохо же бывает попавшим в их руки.
— Совсем обнаглели. Разрешите подстрелить парочку ?
— У нас отставшие есть ? — спросил капитан.
— Нет. Точно нет, — тут Гансу можно было верить.
— Тогда бог с ними. Мы в эти края ещё не скоро вернёмся.
Ганс опустил ствол. Звякнула сталь — как капитану показалось, обиженно. Яков развернулся и послал коня назад, в голову колонны. Из-под частокола пик ветер донёс обрывки солдатского разговора «Веселей шагай, ребята, в Мюльберг идём», весёлый смех и поток похабных шуток. «Тьфу, богомерзость» — сплюнул капитан и поспешил проехать дальше вперёд, поближе к знамени.
«А ведь сержант кругом прав, насчёт Мюльберга. — подумал он было. — Ладно, завтрашний день сам о себе позаботится». Ничего путного в голову всё равно не приходило.
2-2
трофей
Болела Анна недолго. Помогли Магдины травки или молодость — неизвестно, но уже через пару дней девушка встала на ноги. Точнее попыталась встать — повозку, в которой она ехала, изрядно трясло и встать в ней на ноги сразу не получилось. Упав пару раз, она присела, ухватилась руками за борт повозки и огляделась вокруг. И с трудом сдержала рванувшийся из груди крик ужаса. Было от чего.
В её деревне непослушных малышей не пугали бабайкой, а непутёвых отпрысков — Высокой женщиной или Ладиславом-королем. Вместо этого говорили — страшным, пробирающим до костей шёпотом — солдаты заберут. И все боялись. Знали — есть чего. Однажды в деревне пропал мальчишка-пастушок. Вместе с коровами. Староста оглядел поле тогда, посмотрел на землю, изрытую следами копыт — коровьих и лошадиных, плюнул и сказал одно слово — солдаты. Это слово, звучащее как ругательство, говорили в деревне ещё не раз и всякий раз — к беде и горю. Ещё была дочка священника — её потом нашли в лесу, истерзанную до неузнаваемости. "Солдаты. Просто шли мимо", — шептались соседи и Анна не знала, чего в этом шёпоте было больше — горя от того, что солдаты прошли или трусливой радости — что мимо.