— Да вот тоже хотел Родину защищать, — многозначительно проговорил Ражный. — Не дают, земли лишают.
Братья обменялись взглядами — о чём–то посоветовались и остались довольны.
— И у нас к тебе разговор есть, — несколько торопливо заявил Максим.
— Серьёзный… Мы обрадовались, как узнали, что ты на базу вернулся.
— Мы тебя по следам вычислили!
— Ты пришёл с женщиной…
— И она обвела тебя вокруг всех засад. Интересно бы на неё взглянуть!..
— Короче, что за разговор, — оборвал Ражный.
— В общем, мы по порядку всё расскажем, а то не поймёшь.
— К нам в отряд одного молодого прислали, — сообщил младший. — На срочную призвали, но сразу же на контракт перевели. Подготовка у него — супер! По горам бегает, как барс. На скалы без верёвок лазает, даже по отрицательным уклонам.
— Мы ему кликуху дали — Моджахед.
— Хотя он русский и на таджика не похож. Только пуштунку носит.
— Ты в Горном Бадахшане служил? — вдруг спросил старший и прищурился пытливо.
— Служил, — осторожно признался Вячеслав.
— А жена была? Ну, или женщина?
Ражного словно волной горячей захлестнуло — учительница Марина! И как–то потеплело на душе: напрасно Пересвет дразнил его отроком. Как бы там ни было, а корень аракса дал побег! Пусть дикий, без отцовского окормления, но, судя по словам пограничников, волчьей крови вырос парень.
— Сергеем зовут? — сдержанно и утвердительно произнёс Вячеслав.
— Точно, Сергеем! — отчего–то восторженно сказали братья почти хором. — Только фамилия другая.
А потом уже поочерёдно спросили:
— Его мать как звали? Марина Ильинична?
— Это твой сын? Или самозванец?
— Мой сын…
— Да и на лицо вылитый ты, дядь Слав! Повадки волчьи!
— И знает, кто отец! Тебя назвал — мы аж сначала ошалели!..
— Так он с вами служит? — сдерживая радость, спросил Ражный.
Братья переглянулись.
— Служил…
— Погранец прирождённый! На запах след нарушителя брал, как зверь!..
У Вячеслава сердце ёкнуло.
— Где он сейчас?
Братья опять переглянулись, словно договариваясь, и старший успокоил:
— Живой он, дядь Слав. Только сбежал.
— Мы в секрете сидели сутки. Он ушёл втихушку, с оружием.
— То есть как ушёл?..
— Мы его спровоцировали, — признался Максим. — Случайно получилось, сами не ожидали.
— Про тебя рассказали. Что ты здесь живёшь, адрес сообщили.
— А он по тебе, наверное, затосковал. Молчаливый стал.
— Неделю помолчал и из секрета сорвался…
— Только мы сразу поняли: он к тебе навострился.
— Командир решил, его афганцы похитили. Мол, попытаются его через границу перетащить. И казнить!
— У него прошлое связано с наркотрафиком. Его и призвали, что Моджахед все тропы знал…
— Потому что хозяин продал Серёгу афганцам. Когда тому тринадцать лет было. Чтоб таскать героин через границу. Русским, мол, легче проходить. Вот командир и решил, похитили…
— Короче, рабство натуральное…
— Моджахед сначала из Афгана драпанул. Однажды послали с грузом, он и сбежал…
— Сам пришёл в отряд, — продолжал младший. — С грузом. И добровольно указал все проходы на границе. Парень призывного возраста. Проверили и призвали на срочную. Сейчас это просто делается, служить некому. Даже таджиков берут. Да он и сам просился! Служить хотел…
— А тут мы с братом про тебя рассказали. Вот и сбили с толку. Извини, дядь Слав… Не знали, что тебе самому надо в бега подаваться.
— Мы сразу поняли: он к тебе, дядь Слав, рванул. Потому что похитить его невозможно. Он живым в руки не дался бы!
— Заставу подняли, тропы перекрыли. Поисковые группы разослали…
— Только мы с Максом не в Афган, в тыл пошли. И нагнали!
— В Россию прорывался! — восхитился старший. — И с оружием. Повязать могли на первой же станции…
— Его повяжешь, как же! — заметил младший. — На станциях менты привыкли мелких жуликов ловить…
— Он и в самом деле к тебе пошёл, — доверительно и сдержанно сообщил Максим. — Хотел разыскать…
Заряженный, закомплексованный боярином на ревизию собственной жизни и отношения с женщинами, Ражный с какой–то тревогой вдруг подумал, что и Марину не любил. Не испытывал этого зовущего и мучительного чувства, какое было к Миле. Зато даже по прошествии лет всё ещё жила в нём обыкновенная, житейская жалость к несчастной молодой специалистке, хватившей лиха на чужбине. Однако же упрямым и болезненным отношением к чувству долга: звал ведь с собой — не поехала, дескать, отработаю три года там, где трудно…