волчья колыбельная
слабо мерцает в углу лампадка.
нет мне нужды зажигать свечу, ночь разгоняя по-над кроваткой — дочь моя спит в колыбели сладко, тьмы не страшась ничуть. кот чернобокий, зеленоглазый смотрит на улицу сквозь стекло. ветер запутался в ветках вязов, а светляки хороводят вальсы между колонн стволов.
тянет с порога — трава да прелость, странных теней на стене сурьма́. ночь всё пытает меня на смелость, только мой дом мне — и храм, и крепость.
он же мне и тюрьма.
как позвала меня в лес-бор птица голосом сладким, что твой сироп, так мне с тех пор по ночам не спится — всё мне то видится ль, то ли снится переплетенье троп; как я ходила по ним, бродила, долю искала, да рок нашла: волчья луна напитала силой, волчий же князь взял женою милой, доченька — волчий лал *.
только вот жить мне, двуногой, в чаще, любый мой княже, невмоготу. буду бежать от тебя, разящий — и над лампадкой, в углу чадящей, пялиться в темноту. пусть не летает над домом птица — не увести ей меня назад. дочка — моя, сарафан из ситца… Господи, дочка моя — волчица, солнечные глаза.
знаю, мой княже, что ждать недолго: ляжет на горло твоя рука, сдавит когтями да взглядом колким, болью обоим в сердец осколки бьющей.
ну, а пока —
волки луне наливной вдогонку воют одним им известный гимн.
я — прижимаю к груди иконку;
дочка же наша смеётся звонко —
и подпевает им.
Конец