В половине девятого по времяисчислению господина Маази — ибо он «случайно» перевел свои старинные серебряные часы на двадцать минут назад — он торжественно объявил госпоже Кеза:
— Эти пятеро теперь в расчете с господином Маази!
Лицо его украсила добрая улыбка. Но он тут же нахмурился и обратился к мальчишкам:
— А вы теперь скажите господину Маази честно и от чистого сердца: неужели действительно ни один из вас в саду господина Маази не сунул в рот ни единой ягодки, ни единого стручка?..
— Господин Маази… — начал было Красномураш важно, но Рогатка не дал ему закончить. Он посмотрел открытым взглядом господину Маази прямо в глаза и признался:
— Господин Маази, я действительно… сунул… Четыре клубники, честное слово. Они были такие заманчивые — большие и красные.
И это так и было.
— Ха! — победно и радостно воскликнул господин Маази и всплеснул руками. — Разве господин Маази не сказал вам: эти маленькие мальчишки — воришки, они словно… — Но на половине фразы господин Маази сжал свои узкие стариковские губы и о чем-то задумался. — Так-так-так, — произнес он другим тоном. — Но по крайней мере они честные! Господин Маази сам очень честный и очень порядочный человек, и, если они, эти мальчишки, ему говорят: господин Маази, у меня нет этих двух сентов, тогда господин Маази это понимает. Господин Маази не такой, который запрещает. Господин Маази говорит: пусть они пойдут все со мной, попробуем вместе клубнику господина Маази!
Он взял госпожу Кеза и Рогатку под руки и решительно зашагал к грядам с клубникой.
— Господину Маази не жалко, — объяснил он, — но самим, без позволения — нельзя. Такой человек господин Маази — честный и корректный!
Но возле гряд клубники честному и корректному человеку, господину Маази, пришла в голову какая-то новая, иная мысль.
— Пусть госпожа полакомится клубникой! — подтвердил он, а мальчишек позвал с собой. Он дал каждому из них широкое плоское лукошко из щепы, не обделив при этом и себя. «Они молодые и проворные, у них ловкие пальцы». — Девять клубник в лукошко, десятую в рот! — поучал господин Маази возле кустиков клубники. — А госпожа Кеза, она — только в рот. Ну-ну-нуу! — обиделся господин Маази, когда увидел, что госпожа Кеза собирает по очереди в лукошки мальчиков и не съела сама ни одной ягоды. От замечания, сделанного ей, госпожа Кеза лишь помрачнела, но не дала себя убедить. Отказ госпожи Кеза от клубники почему-то страшно понравился Красным муравьям, но они, естественно, не отказались при этом от своего права на каждую десятую ягоду.
Так Красные муравьи лакомились в саду господина Маази и было им совершенно невдомек, какие события разворачивались в этот момент возле их крепости.
А к крепости подступил противник.
— Эй! — крикнул констеблев Мейнхард. — Вы там, выходите на бой!
Раймонд заметил приближающихся вовремя. Свистеть не имело смысла — в саду господина Маази свисток все равно не был бы слышен. Он спустился с бастиона, взял боеприпасы, расположил их удобно под руками и вновь поднялся на бастион рядом с флагом.
Мейнхард стоял внизу, уперев руки в бока, и, как следовало предполагать, плевал в сторону крепости. Он ждал.
— А где остальные? — наконец нетерпеливо спросил он, когда рядом с Раймондом на валу никто не появился.
— Там где надо! — ответил Раймонд.
— Посмотри туда! — Мейнхард ткнул большим пальцем руки себе за спину.
«Там» стояло странное сооружение из шестов и досок с рукоятками, как у носилок. Раймонд еще издалека увидел, как констеблева ватага, пыхтя, волочила эту штуковину, но для чего противник мучается, таща такой груз, было ему непонятно.
— Это камнеметательная машина! — объявил Мейнхард.
— С помощью такого орудия были сметены с лица земли даже каменные замки! — похвалялся изобретатель страшного оружия Рихард Мюльс. — Если мы дадим из него залп, от вашей кротовой земляной кучи не останется и мокрого места!
Появление такого ужасающего боевого орудия подняло бы даже больных мальчишек из постели. Но на валу крепости по-прежнему стоял один Раймонд.
— Ребята! У них там больше никого нет! — догадался сын констебля Мати. — Один только Райм!
— Похоже, в самом деле так, — поддержал Хуго.
Это действительно казалось невероятным, но и ничего другого предположить было нельзя.
— Сдавайтесь! — потребовал Мейнхард. — Ваше положение безнадежно!
— Военнопленным мы обещаем жизнь и сохранение имущества — столько, сколько он сумеет унести, — перечислял условия Рихард. — Оружие является военным трофеем.