— Ну-ну, Волчья Лапа! — предупредил его атаман. — Ты не слишком задирай нос!
— Или вы тут сцепились между собой? — поинтересовался Рогатка.
Волчья Лапа словно бы и не слышал вопроса. Лишь смотрел сосредоточенно поверх вала.
— Завтра назначу к знамени новую охрану, — решил атаман. — Не удивительно, если тут кое у кого нервы не выдержат. Пошли, ребята, время не ждет!
— Будь стоек! — Рогатка помахал Волчьей Лапе из кустов своей большой рукой. И Волчья Лапа — хотя слова атамана его не обрадовали — улыбнулся.
Противника Волчья Лапа заметил через полчаса после ухода Красных муравьев. Поначалу Мейнхардовы вояки не обращали на крепость внимания — видно было, что они занимаются в кустах какими-то своими делами. Но что это не обычная разведка — Волчья Лапа догадался почти сразу.
Дожди нанесли урон боезапасу крепости. Зольные бомбы намокли и стали непригодны для употребления в бою. Красные муравьи запаслись новыми, и, хотя изготовить новую трехкилограммовую не удалось, да и других было теперь меньше, чем раньше, при разумном использовании имевшихся в наличии боеприпасов должно было хватить для обороны.
Волчья Лапа приготовил все, чтобы было под рукой. И стал ждать, храбро не обращая внимания на усиливающееся перед боем волнение.
Войско противника выглядело так, словно оно собирается не на штурм, а на карнавал. Каждый из них надел себе на голову бумажный мешок из-под цемента с прорезанными отверстиями для глаз, которые в свою очередь были залеплены целлофаном. Чтобы мешки надежно держались на голове и не мешали двигать руками, они были разрезаны по бокам до плеч. Так все четверо походили на каких-то средневековых крестоносцев или на куклуксклановцев из южных штатов США. Строй продефилировал вокруг крепости несколько раз. Наконец Мейнхард стянул мешок с головы, его примеру последовали остальные, и все четверо, усмехаясь, наслаждались впечатлением, которое произвел этот странный маскарад.
Волчья Лапа на знаменном бастионе озабоченно покусывал губу.
— О-ла-ла! — Мейнхард улыбнулся и махнул рукой. Все четверо снова скрылись в кустах.
Немного погодя трое, снова в мешках, вышли из кустов, а следом за ними плелся Мати, с рукой, готовой к броску, держа под мышкой корзину, наполненную шишками. Троица в мешках — двое впереди и один позади — несла на заостренных шестах над головой приличного размера мат, сплетенный из веток. Прежде чем Волчья Лапа сумел сообразить, что, собственно, происходит, все трое бросились напрямик к крепости. Плотно прижав край мата к валу крепости, противник спрятался под ним и принялся вбивать шесты острыми концами в мягкую от дождя землю.
Волчью Лапу бросило в жар. Прежде чем он успел что-либо предпринять, противник уже установил прикрытие и со всех ног пустился наутек. Мгновение спустя они уже выходили из кустов с новым матом.
Волчья Лапа схватил зольную бомбу.
— Внимание! — завопил Мати. — Зола! — И пустил в ход шишки.
Волчья Лапа швырнул свой двухкилограммовый пакет с золой в ноги атакующим. Они пробежали сквозь облако золы, словно ничего и не случилось, и приделали второй мат вплотную рядом с первым.
Волчья Лапа метнул в противника четыре зольных бомбы. Но было ясно, что все это бессмысленно. А осаждающие уже и с другой стороны крепости успели пристроить прикрытие из двух матов.
Затем Мейнхард и Рихард принесли лопаты и скрылись, каждый под одним из прикрытий.
Сколь тяжелые и сложные сражения ни представлял себе Волчья Лапа, сколько бы крови и орудийных выстрелов ни нагромождала его фантазия, но вышло, что в столь жуткое и бесславное положение, как теперь, его не заносила даже самая безудержная фантазия. Он поднялся на знаменный бастион и дунул в свисток. Протяжно, во всю силу своих легких.
— Ага, теперь тебя проняло! — злорадствовал констеблев Мати.
Хуго тоже был теперь без защитного мешка, и оба они обстреливали часового на бастионе шишками.
Свисток на бастионе дребезжал вовсю. Затем и сам свистун догадался, насколько это глупо и бессмысленно. Кто из своих мог его услыхать? Никто! Ни Красномураш, ни Раймонд, ни Рогатка не могли услыхать свиста Волчьей Лапы. И Луи не мог. Потому что Луи Волчья Лапа сам прогнал с поста у флага. Он сразу же, как только Луи заступил на свою вахту, атаковал его самыми обидными словами, какие сумел придумать; он не мог простить Луи, что тот торговался. Оскорбленный Луи покинул крепость и вернулся лишь на следующий день, но и тогда Волчья Лапа не позволил ему занять свой пост. Потому-то сегодня, как и все эти дни, Волчья Лапа был в крепости один. И сейчас мимо его головы свистели шишки. Одна больно ударила его в лицо, и он, словно споткнувшись, спустился с бастиона.