Выбрать главу

Снаружи, с двух сторон, слышались глухие удары лопат в крепостную стену. Тяжелые и неизбежные, как судьба. Волчья Лапа сидел на корточках посреди крепости и кусал губы. Крепость — оплот силы и уверенности — превратилась сейчас в мышеловку.

Волчья Лапа пришел в ярость. Он снова поднялся на стену и швырнул на служащие укрытием противнику циновки три оставшиеся у него зольные бомбы. Удары лопат в стену прекратились, и оба землекопа выбежали из-под своих крыш. Они работали уже без защитных мешков, но бомбы не нанесли им большого урона. Все четверо весело ржали. Когда ветер отнес облачко золы в сторону, оба землекопа вернулись в укрытия. И снова послышались глухие удары лопат о стену крепости.

Град шишек согнал Волчью Лапу с вала. Он поразмышлял, затем взял запасное древко и снова поднялся на стену. Древком он попытался столкнуть защитные крыши. Они шатались, но поддерживавшие их шесты словно успели пустить в землю корни. К тому же конец древка проткнул циновку, снизу за него ухватились, и потерявший равновесие Волчья Лапа едва не перевалился через стену.

В этот момент что-то в кустах привлекло его внимание.

— Хей! — крикнул он и снова сунул свисток в рот.

— Что там такое? — всполошился Мейнхард и вылез из-под укрытия.

Все пятеро молча смотрели в кустарник.

— Осмотреть кусты! — приказал Мейнхард и снова скрылся под крышей. С еще большей яростью он принялся орудовать лопатой.

— Никого нет! — доложили вернувшиеся вскоре Мата и Хуго. — Вся улица пустая. — И крикнули Волчьей Лапе: — Скули теперь, скули! Можешь свистеть! Настоящий свист еще впереди!

И все же Волчьей Лапе не померещилось. И это укрепило его волю к борьбе. Яростно бомбардировал он циновки кусками дерна. Запас дерна кончился, а защитные крыши держались по-прежнему.

Тут он вспомнил про манерку из-под килек с водой.

— Чертов придурок! — Мокрый Мейнхард выскочил из-под циновки. Затем рассмеялся.

— Спасибо! — отвесил он поклон Волчьей Лапе. — Земля у вас хорошо утрамбована, аж в пот вогнала! Будь добр, освежи еще разок! — И перебросил пустую манерку через вал в крепость.

Волчья Лапа, закусив губу, хмуро смотрел в кусты, а четверо внизу смеялись. Это был самый оскорбительный смех — злорадный, самодовольный, самоуверенный.

Волчья Лапа не считал, сколько раз в него попадали. Он боролся теперь так яростно, как частенько представлял себе — последний на бастионе. И изранен он был так, как это часто представлял себе, потому что врагов было двое и они нападали на него один спереди, другой сзади. Но зато он никогда не мог представить себе, с какой отчаянной надеждой в подобный час станет он смотреть туда, куда теперь с ожиданием поглядывал каждый миг.

И тут дрогнула стена крепости.

У Волчьей Лапы опустились руки.

— Пошло, ребята! — слышался уже сквозь вал победный голос Мейнхарда. — Сюда, мужики!

Волчья Лапа стоял и чувствовал, как кровь застывает у него в жилах.

— Мужики, дрогнула! — воскликнул Мейнхард. — Грудью! Ур-р-ра!

Но все же углубление в стене было слишком мало.

— Выдерни пару кусков дерна, обвалится сама, — поучал пришедший взглянуть Рихард.

— Следите за Волчьей Лапой! — распорядился Мейнхард. — Чтобы он не сбежал!

Волчья Лапа стоял на бастионе и выдергивал из земли древко.

— Убирает флаг, гад! — завопил Хуго и вместе с Мати открыл ураганный огонь по Волчьей Лапе. Но флаг уже был у него в руках, и он скрылся в крепости.

— Следите внимательно! — предупредил Мейнхард. — Следите! Займите свои места!

Мати и Хуго заняли свои места, а оба землекопа старались протолкнуть последние слои дерна внутрь крепости. Они изо всех сил давили на лопаты, и неожиданно стена поддалась. Потеряв опору, Риахрд упал на четвереньки в образовавшееся отверстие, а его лопата провалилась сквозь дыру в крепость. С грохотом обсыпались куски дерна, и несколько мгновений спустя в стене крепости зазияла дыра, через которую вполне можно было пролезть внутрь. Пока Рихард барахтался в отверстии, Мейнхард выскочил из-под укрытия.

— Сдавайся, Волчья Лапа! — заорал он. — Один-единственный выстрел и ты — покойник!.. Ясно?

Из крепости не отвечали.

— Ты слышишь!? — потребовал Мейнхард. — Никакого сопротивления, иначе тебе не поздоровится!

Ответа все еще не было.