Раймонд поднял рогатку. Он целился хладнокровно, медленно сдвигая рогатку вверх-вниз, правее, левее… Он натянул резинки и увидел через развилку рогатки испуганные глаза Луи и искривленное лицо. Это лицо и пугливая ссутулившаяся фигура еще больше обозлили Раймонда. Он сжал зубы и натянул резинки насколько смог.
Луи вскрикнул душераздирающе и схватился за грудь двумя руками. Он подпрыгивал от боли, пока не вспомнил правила расстрела. И трагически закинув руки на голову, он бросился на землю.
— Раймонд! — предупредил атаман. — В приговоре сказано, как расстреливать! Огонь по Волчьей Лапе!
Раймонд помнил слова приговора: чтобы было достаточно больно, но не слишком! Сейчас он — слыша сдавленные всхлипывания Луи — немного сожалел о своей вспыльчивости. Но он был справедлив, и чувство справедливости не позволяло ему делать различие, если обоим вынесен одинаковый приговор. Он лишь уберег Волчью Лапу от долгого издевательского прицеливания.
Волчья Лапа вздрогнул, но не подал голоса. И продолжал стоять.
Красные муравьи ждали.
— Падай на землю, Волчья Лапа! — поучал Рогатка. — Тогда ты убит.
Волчья Лапа не шевелился.
Раймонд вопросительно смотрел атаману в лицо. Тот был растерян и в свою очередь уставился на Волчью Лапу.
— Бросайся на землю! — сказал наконец Красномураш. — Ты же понял, как было сказано?
Волчья Лапа стоял и молчал.
— Придется… стрелять снова, — решил атаман. Он подождал, пока Раймонд зарядил рогатку, и подал команду: — Огонь!
Волчья Лапа поднял руку к «простреленной» груди. Но не упал.
Раймонд растерянно покусал губу, но зарядил рогатку в третий раз. Он смотрел в глаза Волчьей Лапе. Они были мокрые и не отвечали на его взгляд. Они глядели далеко поверх голов — большие серо-зеленые глаза на бледном лице со следами слез и плотно сжатыми губами.
— Огонь!
После пятого выстрела Волчья Лапа всхлипнул. Его губы искривила плаксивая гримаса, но он все не падал.
У Раймонда защипало в горле.
«Это больше не игра», — понял он.
— Огонь! — крикнул Красномураш странным, высоким и ломающимся голосом.
Раймонд целился, и рука его дрожала. «Слабые нервы!» — укоряла мысль где-то в подсознании. «Слабые нервы! Слабые нервы!» Разозленный и огорченный, Раймонд натянул резинки так сильно, как только мог.
Рогатка сгорбился, словно стреляли в него. Волчья Лапа всхлипнул и подавленно вздохнул. У Рогатки задрожали губы. Он отвернулся от остальных и протяжно шмыгнул носом.
— Волчья Лапа! — голос атамана звучал обрывисто и хрипло. — После того как ты так стоял!.. Теперь было бы… я думаю… не стыдно даже Мстителю… было бы не стыдно упасть на землю!
— Волчья Лапа… Если он не сумел уберечь свое знамя… — всхлипывал Волчья Лапа. — Умереть он сумеет!
Его грудь вздымалась и опускалась. На лбу его жемчужинами выступили капли пота, бледное лицо искривила гримаса боли, но она не смогла скрыть гордости, гнева, отчаяния на этом лице.
— Но это не по правилам, Волчья Лапа! — взывал атаман.
Разве правила были здесь еще действительны? Разве это все еще была игра?
— Ты ведь знаешь?! Ты должен упасть замертво! Поверь, Волчья Лапа!
Отчаянные глаза Волчьей Лапы глядели далеко поверх голов.
— Ладно, пусть! — атаман вздохнул с каким-то слепым гневом. — В седьмой раз по Волчьей Лапе — огонь!
Волчья Лапа споткнулся. Он растер слезы кулаками по лицу и оперся спиной о крепостную стену. Стоять так было удобнее и надежнее.
— Огонь!
И вдруг Раймонд с отвращением посмотрел на оружие у себя в руках. В неожиданном порыве гнева он швырнул рогатку далеко в кусты. Глядя в землю и расслабленно свесив руки, он сошел со своего места и устало сел у ног Волчьей Лапы.
— Да, — пробормотал атаман и посмотрел рассеянным взором вокруг. — Да… — Но тут, словно проснувшись, крикнул уверенно и громко:
— Отряд, стройся! Стань в строй! — Он указал Волчьей Лапе место рядом с собой. — В строй, Красный муравей Волчья Лапа!
Волчья Лапа, пошатываясь, занял место в строю.
Они стояли, и никто не мог ничего сказать.
— Да… — сказал наконец атаман. — Пойдем, что ли. На работу… или просто так побродим…