Между тем, что-то потревожило сон женщины. Возможно, какое-то неловкое движение Августа, или просто время пришло, но Теа открыла глаза, увидела глядящего на нее Августа и встрепенулась, разом сбрасывая остатки сна!
— Сукин сын! — наставила она на Августа указательный палец. — Как ты смел! Я тебя сама прибью, если вдруг оклемаешься!
— Гнев влюбленных — это возобновление любви! — процитировал Август почерпнутую у латинян мудрость.
Сказал, не подумав, просто для того, чтобы не молчать, поскольку не совсем понял, о чем идет речь, и не знал поэтому, как реагировать на бранные слова и гневный тон Теа.
— Это ты еще не знаешь, на что способна женщина в исступлении! — парировала Татьяна, воспользовавшись другой римской поговоркой.
— Отчего же, — улыбнулся Август, буквально купаясь в чудной зелени Таниных глаз, — могу себе представить!
Август давно заметил и, — разумеется, вполне оценил, — как меняется цвет глаз Теа в зависимости от освещения и перепадов настроения. Прямо сказать, это было завораживающее зрелище, но сейчас он увидел нечто и вовсе фантастическое. Глаза женщины сначала потемнели, став малахитово-зелеными, а затем начали стремительно светлеть, последовательно переходя от одного холодного оттенка к другому. И что самое удивительное, изменения касались не только оттенков зеленого. С какого-то момента цвет ее глаз стал включать и оттенки голубого. Аквамарин, бирюзовый жемчуг, и наконец, прозрачный светло-бирюзовый цвет, который уже впрямую связывал изумрудную зелень глаз Теа д'Агарис с пронзительной голубизной Тани Чертковой.
— Великие боги! — Август был настолько захвачен колдовским действом, что напрочь забыл обо всех других делах. — Ты прекрасна!
— Дурак! — улыбнулась, явно пришедшая в себя Теа. — Нашел, понимаешь, время и место!
Но было видно, ей приятен комплимент, хотя в настроении женщины явно превалировало совсем другое чувство.
— Беллисима!
— То есть, помирать ты раздумал? — подняла бровь Теа.
— Помирать? — Переспросил Август. — С какой стати мне такое пришло бы в голову?
Но, уже заканчивая свой вопрос, отчетливо вспомнил события прошедшего дня и потусторонние встречи с тенями своего прошлого и с Матриархом "темной линии" рода северных рысей.
— А впрочем… — он откинул одеяло и в полном изумлении уставился на свои ноги.
Вопреки тому, что он помнил, обожженные ноги выглядели вполне здоровыми. Рука, к слову, тоже.
— Как? — вот и все, что он смог спросить.
— Не знаю, — ответила Теа, и из ее глаз неудержимым потоком хлынули слезы, так что никаких объяснений наблюдаемому чуду Август не получил.
Вместо этого ему еще не менее четверти часа пришлось успокаивать Татьяну, с которой приключилась форменная истерика. А подробности случившегося Август узнал еще позже, когда слуги организовали для него ванну, наполнив ее для скорости холодной водой, которую Теа умудрилась вскипятить одним лишь своим гневом, в который трансформировались выплеснувшиеся в истерике страх и отчаяние. Судя по накалу страстей, Август пропустил много интересного. Настоящую греческую трагедию, никак не меньше.
— Ты умирал, Август! — трагическим голосом объявила Теа, аккуратно усаживаясь в кресло, поставленное прямо напротив ванны.
— Хочешь вина? — спросила уже совсем другим тоном и другим, гораздо более привычным Августу голосом.
— Не откажусь, — кивнул Август, — хотя это я должен предлагать тебе вино, разве нет?
— Условности! — небрежно отмахнулась женщина. — Я тебе, Август, и не такое могу предложить!
А в следующее мгновение Август увидел представление, которое, правду сказать, дорогого стоило.
Со стоявшего у стены столика в воздух одновременно поднялись два кубка — хрусталь, оплетенный серебром, — и бутылка вина, находившаяся до этого в серебряном ведерке со льдом. Затем пробка покинула горлышко бутылки, и невидимая рука аккуратно разлила красное вино по бокалам, после чего так же уверенно, как "всплыла", бутылка вернулась в ведерко со льдом, а бокалы, не расплескав ни капли вина, поплыли по воздуху к Августу и Теа.