Выбрать главу

— А если, не приведи всеотец, волки нападут?

— Волки на большую группу всадников не нападут, — возразил Август. — Разве что боишься отбиться от отряда…

— Это да, — кивнула Теа. — Ты такой опытный, Август, просто жуть берет! Волки не нападают, но вот о вервольфах такого не скажешь, или да?

— Поймала, — признал Август, досадуя на себя, что так быстро забыл про поединок с волками-оборотнями, из которого и вышел-то живым лишь чудом, да заботами Кхара и Анны Захарьевны Брянчаниновой.

Вспомнив про ворона, который за прошедшее время стал для Августа и Теа настолько "своим", что они на него по большей части и внимания не обращали, Август посмотрел в небо. Кхар кружил над их головами, не слишком снижаясь, но и не взлетая чрезмерно высоко.

"Вот тоже история, — привычно подумал Август. — Кто таков, этот ворон на самом деле? Откуда взялся? И почему выбрал именно Теа, а не кого-нибудь другого?"

Ответов на эти, как и на многие другие, вопросы у Августа не было, но и заняться вороном вплотную не хватало времени. Это ведь была не первоочередная проблема. Других, гораздо более актуальных дел хватало в избытке. И тем не менее, было любопытно, кем является Кхар сын Мунина по своей природе. Действительно ли он фамильяр? И, если все-таки фамильяр, тогда, чей? О том, что его ненароком — даже не отдавая себе в этом отчета — создала или призвала сама Татьяна, речи не шло. Ну или почти не шло. Возможно, конечно, но маловероятно. Следовательно, Кхара должен был призвать кто-то другой. Но тогда возникали уже совсем другие вопросы: кто и когда его призвал, отчего оставил своего фамильяра в одиночестве, и почему ворон все еще жив? Насколько было известно Августу, фамильяры живут ровно до тех пор, пока жив их "друг и хозяин", то есть призвавший их колдун. Означало ли это, что создатель фамильяра все еще жив, и, если да, отчего он отпустил ворона от себя и передал его другому колдуну? Или, быть может, этот неизвестный маг сам послал Кхара к возрожденной Теа д'Агарис? Но, если все так и обстоит, то в чем смысл этого странного поступка?

Другой вопрос, достаточны ли наши знания об этих волшебных существах? Ведь могло случиться, что, будучи призваны и обретя материальную форму, фамильяры обретают также некое подобие "свободы воли" и, значит, могут оставаться в мире людей и после физической смерти того, кто заключил в фамильяре частичку своей неповторимой личности и толику присущей ему магии. Имелись, разумеется, и другие не менее интересные вопросы, но, увы, Август не располагал досугом, чтобы попытаться на них ответить. Однако он знал, что фамильяр — это всего лишь одна из возможных гипотез. С известной степенью вероятности, ворон мог оказаться просто неким волшебным животным, о которых мало что известно даже колдунам. Мог он быть и материализовавшимся духом, что, как пишут знатоки вопроса, не раз и не два случалось уже в прошлом. А может быть, ворон попросту был одним из тех разумных животных, которые обитали на земле на рассвете цивилизации и о которых упоминают в своих трудах некоторые историки древности? Следовало признать, что нет у Августа однозначного ответа на все эти вопросы. Темна вода во облацех, как говорится, и все с этим.

На данный момент Августу и Теа оставалось лишь принимать Кхара, как данность, таким, какой он есть, тем более, что ворон успел показать себя неплохим другом — ну, насколько с ним вообще возможно было дружить, — и верным союзником. Вот и сейчас, он ведь не просто так — от нечего делать, — летает в ясных и холодных небесах, он в дозоре. "Высоко лечу, далеко гляжу", как изволит выражаться Татьяна.

Подумав о ней, Август снова посмотрел на женщину, так стремительно и так драматически вошедшую в его жизнь. Теа была уже в седле. Сидела прямо, откинув плащ за спину, смотрела куда-то в снежную даль, туда, куда предстояло выехать через считанные минуты. Лицо ее скрывал платок из черного громуара, защищавший нежную кожу лица и губы от мороза и холодного ветра. В узкую щель между краем платка и надвинутым на лоб малахаем из чернобурой лисы смотрели изумрудно-зеленые глаза. Временами, волшебство этих глаз буквально сводило Августа с ума. И дело тут не только в их изысканной и опасной красоте, столь сообразной статусу темной колдуньи, но и в том, как отражались в этих все время меняющих цвет глазах быстрый ум и веселый нрав Тани Чертковой, органически слившиеся с циничным авантюризмом и мрачноватой иронией Теа д'Агарис графини Консуэнтской.