Точкой привязки он выбрал участок очищенной от снега земли слева от алтарного жертвенника. Место было "козырное", как изволит выражаться госпожа графиня, поскольку правильно устроенные алтари великолепно аккумулируют магическую энергию жертвенных приношений, а этому капищу на вид было никак не меньше трех сотен лет. Воздух над алтарем и земля вокруг него буквально светились собранной за века силой. Так что лучшего места для колдовства и не представить.
В качестве "якорной" геометремы Август выбрал гексаграмму Паскаля — так называемую "Уникурсальную гексаграмму", то есть шестивершинную звезду, которую рисуют одной непрерывной линией, не отрывая "карандаша от бумаги". Фигуру эту они с Теа уже использовали в Вене и остались довольны результатом, а от добра, как говорится, добра не ищут. Вот Август и не искал. Напротив, сейчас он был уверен, что это именно то, что им нужно для первой разведки.
Закончив рисунок, содержавший вписанную во внутреннее пространство звезды окружность, в свою очередь заключавшую в себе классическую пентаграмму, Август расставил в шести внешних и в пяти внутренних вершинах знаки силы, используя на этот раз древнескандинавские руны, показавшиеся ему более, чем уместными в этом месте и в этом времени. Затем он "зажег" внешний контур гексаграммы стандартной формулой incipio и отошел в сторону. Теперь за дело взялась Татьяна. Она вошла внутрь пентаграммы, коротким импульсом темной силы "включила" внутренний контур и, достав из кармана плаща три гравированных линзы, "подвесила" их в морозном воздухе, формируя подобие подзорной трубы. Вот только смотреть в этот прибор следовало не глазами, а внутренним взором.
Прошло еще несколько томительных мгновений, наполненных тишиной и напряженным ожиданием. Никто из присутствующих не решался не то, что сказать слово вслух, но даже пошевелиться или громко дышать. Работали Теа и Август, для того сюда и посланные императрицей, чтобы исполнить ее поручение. Ни помогать им, — если не попросят сами, — ни спрашивать о чем-либо, отвлекая от главного, никто не решался, даже принцесса Елизавета. Впрочем, она-то как раз лучше других понимала, что здесь происходит, но, будучи светлой волшебницей, улавливала лишь отголоски темного колдовства, так как самого процесса видеть не могла.
Смотри! — Татьяна не стала произносить это вслух, но все, что надо передала Августу и без слов. А в следующее мгновение настроившийся "на прием" Август увидел то, что видела сейчас женщина.
Он увидел, что мраморная Диана не просто статуя — или идол, — поставленная над входом в подземелье. Она вся была опутана посверкивающими, как мелкие бриллианты на солнце, нитями светлых чар. Но и это не все. Статую удерживали на месте три растяжки — светящиеся алым "канаты", в свою очередь "привязанные" к трем древним пням, скрытым под другими расставленными на открытой площадке идолами. Алые канаты тоже являлись очевидным результатом светлого волшебства, но вот пни, оставшиеся от росших здесь когда-то давно деревьев — скорее всего, дубов, — были покрыты письменами темных заклятий. Прочесть эти надписи Август не мог — не получалось различить даже отдельные буквы и определить алфавит, — но темную природу заключенной в них магии он почувствовал сразу.
"Сложно… — констатировал Август. — Вычурно… Но эти чары не могли наложить тогда, когда запечатывали гробницу княгини Лыбеди".
И в самом деле, по всем приметам, эти заклятия накладывались не так уж давно. Два-три века назад, никак не больше.
— Это не то, что мы ищем, — сказал он Татьяне. — Может быть, попробуешь заглянуть глубже?
— Хорошо, попробую, — Теа еще с минуту изучала структуру плетений, но, видимо, ничего нового не увидела и, отправив линзы "подзорной трубы" Августу, принялась творить совсем другое колдовство.
Август такое уже видел в Вене, да еще пару раз Теа показывала этот фокус во время их занятий, но зрелище, что и говорить, было настолько нерядовое, что, как завораживало его раньше, так не оставило равнодушным и сейчас. Тонкое тело Теа д'Агарис — которое Татьяна упорно называла китайским словом ци, — возникло внезапно и было похоже на зеленоватую дымку, обволакивавшую божественное тело женщины, ставшее вдруг видимым, словно на Теа не было надето никакой одежды. Жемчужное сияние обнаженного тела и изумрудная дымка, вьющаяся вокруг него. От этого видения, представшего перед внутренним взором Августа, натурально захватывало дух. Но дело, разумеется, не в красоте, а в смысле этого магического действа, потому что появление ауры являлось лишь предвестником главного колдовства — создания астральной проекции.