— Ой! Он лизнул меня в нос! Бертий, ты видела? Мне не терпится забрать его на мельницу. Пусть мама сердится, ругается, но он будет жить с нами. И лучше пса не будет во всей долине! Мой Моиз был таким!
Она принесла волчонка кузине, и та почесала ему спинку.
— Смотри, у него половина головы белая! Совсем как у Моиза!
Занятые волчонком, Клер и Бертий не заметили, что Базиль ушел. Он вернулся в дом, подбросил в очаг поленце. Отделанный потемневшим деревом каминный кожух располагался как раз на уровне его лба, и Базиль стукнулся о него разок, другой, третий… Физическая боль немного привела его в чувство. «Марианна, любимая! Почему я не увез тебя подальше от этой скотины Жиро?» — простонал он.
Клер, которая как раз вошла, тихонько тронула его за плечо. Базиль с растерянным видом оглянулся. Лицо у его юной подруги было серьезное, взгляд проникал в самую душу.
— Ты любил Марианну Жиро, да? — шепотом проговорила девушка. — И теперь горюешь…
— Не твое дело! — сухо ответил мужчина. — Я не обязан перед тобой оправдываться.
Никогда еще Базиль не был с Клер так резок. От неожиданности она отшатнулась.
— Извини, я хотела помочь. Ты ведь утешал меня вчера вечером…
— Это совсем не одно и то же, моя крошка. Ты плакала из-за смерти собаки, а я… Клер, прошу, оставь меня в покое! И кузину ты бросила! Сидит там одна-одинешенька в своем кресле!
Клер выскочила на улицу. Со вчерашнего дня ее привычная, такая безмятежная жизнь рушилась на глазах. Юноша, за которого она мечтала выйти замуж, застрелил ее собаку, а давний приятель Базиль обращается с ней, как с пятилетним ребенком, не способным ни выслушать, ни посочувствовать! В слезах она прибежала к Бертий.
— Нам лучше уехать, — сказала она кузине. — Я сама отнесу тебя к коляске.
Клер положила волчонка обратно на соломенную подстилку. Он сразу побежал к свинье, улегся и стал сосать.
— Забирайся мне на спину, Бертий! Базиль сердится, что мы его побеспокоили.
Девушки привыкли обходиться без посторонней помощи, поэтому вскоре обе уже сидели в коляске. До Пюимуайена ехать было недалеко, да и месса начнется еще нескоро. Но Клер все равно пустила лошадь галопом. Рокетта послушно побежала по дороге, рассекая хвостом морозный воздух. Базиль в окно наблюдал за их отъездом, больше напоминавшим бегство. Он уже упрекал себя за грубость.
«Ничего, Клер меня простит! У нее доброе сердце…»
Бывший школьный учитель чувствовал себя совершенно разбитым. Он тяжело опустился в кресло, в двух шагах от жарко натопленного камина. Из правого кармана пиджака он достал конверт, переданный ему отцом Жаком, который, как и положено кюре, был человеком сострадательным.
— Вот, Базиль, это тебе, — сказал он. — Мадам Жиро наказала своей камеристке передать мне конверт, уточнив, что предназначается он мсье Дрюжону.
Священник знал, в чем дело, вне всяких сомнений… Базиль вскрыл конверт, развернул лист бумаги, тихонько хрустнувший в его руках. Набрав в грудь побольше воздуха, начал читать:
Дорогой мой Базиль!
Ты получишь это послание, если я умру раньше мужа. Знай, что и у меня было несколько лет счастья в этом мире. Период помолвки, когда я еще не знала, что некоторые мужчины жестоки, потом — благословенное время, когда я растила сыновей. Пока они были маленькие, в них я находила утешение от многих тайных страданий.
Позднее у меня появился ты, и я помню каждую счастливую минуту, проведенную вместе. Наши чтения, наши дискуссии, твоя бесценная нежность! До конца жизни я буду жалеть, что не осмелилась последовать за тобой, когда ты меня об этом просил. Тогда не случилась бы трагедия, участниками который мы стали, была в том наша вина или нет.
Я исповедалась отцу Жаку. Как и ты, отныне он обречен хранить ужасную тайну, которая нестерпимо меня мучит. Живя с Эдуаром, я сотни раз искупила свой грех. Умоляю, не предавай меня, никогда! Не хочу, чтобы сыновья узнали правду. Такова моя последняя воля. Я буду любить тебя вечно, даже в аду, если врата рая останутся предо мной закрыты.
Твоя Марианна
Мужчина не глядя смял письмо, поцеловал и бросил в огонь. Листок, изготовленный мастерами Пастушьей мельницы, скрутился в пламени и еще какое-то время издавал потрескивания и свист, как агонизирующий зверь.
Два дня спустя Эдуар Жиро, одетый как на охоту, в гетрах из тонкой кожи и бархатной куртке с меховым воротником, присутствовал на похоронах супруги. Он даже надел белый шелковый шейный платок. Со скучающим видом сидел он между сыновьями (Бертран спешно приехал из Бордо), не считая нужным хотя бы изобразить печаль. Фредерик, по левую руку от него, смотрел в пол. Накануне он напился, а утром еще добавил.